Марокканцы с первого этажа вынесли старые кресла на середину улицы, выпивают и жарят мясо в мангале. Угли потрескивают и отражаются в бортах моей машины. Конечно, другого места было не найти. Как всегда спорят и ругаются, дети дразнят соседскую собаку за забором. Она никогда не выходит за пределы дома, но кидается на стальные ворота и всегда лает на прохожих. Я перестал вздрагивать от неожиданности лишь спустя пару недель. Иногда проезжают машины, водители объезжают их по пешеходной дороге, выкрикивая что-то на испанском. Те агрессивно отвечают, замахиваясь пустой бутылкой. Украинская пара за стеной тоже ругается, кажется, что в моем доме вообще нет жильцов, которые разговаривают не криком. На соседнем балконе человек смотрит футбол, один, молча, иногда ругая одну из команд. Чирикают цикады. Когда крики стихают я слышу редкие волны моря. Воздух чуть сырой от перепада температур, но все равно тепло. В это время в Риге устойчивый мороз, или ноль градусов и уже месяц с крыши капает тающий снег, а я не могу поверить, что уже через несколько часов я выйду погулять с Бартом в майке и шортах, и придется щуриться от яркого солнца. Я никогда в жизни не носил солнечные очки.

Наконец приехала полиция, их мигалки видны даже в глубине комнаты. Строго говорят с марокканцами, те вскакивают со своих кресел, когда не хватает эмоциональности в речи, полицейские уговаривают их сесть, но все повторяется по кругу, как и эта ситуация. В итоге полицейский уговорит подвинуть мангал на пару метров, те сделают вид, что пошли на уступки и все закончится разговором. Так смешно, что все хотят завершить конфликт не потеряв лицо.

Ночью кое-что меняется в городе, всегда можно отличить звуки темноты. Нет пения птиц. Здесь дикие голуби, немного не похожие на те, что в Риге. Их тихое уханье больше похоже на кукушку, чем на голубя, а еще дикие попугаи. Если отбросить романтику, то как же мерзко они кричат. Их всегда стаи, они клюют дикие апельсины и разбрасывают кожуру. Кто бы мог подумать, что от голубей больше порядка.

Я люблю свое гетто, все продавцы травки кивают головой и давно не видят угрозу. У них всегда открыта дверь в дом, и я ни разу не видел повторяющихся людей, кто приезжает на великах и заходит к ним в дом без стука. Когда марокканцы не пьют пиво на балконе, а слоняются по городу, то протягивают кулак, и я всегда ударяю в ответ, как будто я в каком-то кино про Детройт. Не хватает только пара из канализационных люков. Но я не люблю тут задерживаться, иду на променад, к немецким туристам. Марокканцы туда не ходят. Они вообще никуда не ходят.Я люблю свое гетто, все продавцы травки кивают головой и давно не видят угрозу. У них всегда открыта дверь в дом, и я ни разу не видел повторяющихся людей, кто приезжает на великах и заходит к ним в дом без стука. Когда марокканцы не пьют пиво на балконе, а слоняются по городу, то протягивают кулак, и я всегда ударяю в ответ, как будто я в каком-то кино про Детройт. Не хватает только пара из канализационных люков. Но я не люблю тут задерживаться, иду на променад, к немецким туристам. Марокканцы туда не ходят. Они вообще никуда не ходят.

Иногда мне кажется, что я веду за ними наблюдение, потому что это единственное, что меня забавляет в этом районе. Через месяц я уже могу законно съехать, забрав депозит. Оставив все в Латвии, в своей пустой квартире, мои вещи поместятся в багажник Вольво. Который раз я начинаю свою жизнь с начала? У меня было все, но как будто меня кинули на новую локацию и сказали: "Не, чел, ты ничего не понял. Давай сначала.