Двадцать первого, в субботу, с месячной зарплатой в кармане, с твердым желанием как следует отметить свой день рождения, к вечеру я вышел из дома. Направлялся я на «Лиго», где днем, не уверенный подарит ли мне сын, пол года некурящему, традиционную сигару, купил себе две «Ромео и Джульета», и присмотрел приглянувшуюся мне продавщицу, с желанием пригласить ее разделить со мной праздничный ужин. Встретил по дороге Леню Богданова, у которого когда-то с Людой квартировали. Сильно осуждал он в те времена и строй моих мыслей, и образ жизни, и Людмилино поведение. Мы очень давно с ним не виделись и, остановившись, разговорились. Предложив ему со мной выпить в честь юбилея, я до крытого рынка так и не добрался.
Начали с блинной, но там не было возможности осуществить, заложенные мною в программу, танцы. Причем Леня, перехватил у меня инициативу-пожелание угощать, да еще в качестве подарка преподнес пятерку и не очень я сопротивлялся. Пили «Белый аист», за разговором не особо отвлекаясь на закуску. Узнал, что сошлись вновь и живут они вместе с женой, с которой был он долгое время в разводе. Говорит: «Наверное, прав был ты, что отказался поставить деньги во главу угла и перестал суетиться». Он в те времена занимался контрабандными спиртом и сигаретами, хватался за всяческие коммерческие проекты и какое-то время, до облома, у него все достаточно удачно в финансовом плане складывалось, теперь водит грузовую машину: «Начиню я верить, что и люди найдутся, которые помогут осуществить тебе твои мечтания, и дети тебе станут помогать. Я вот сейчас пытаюсь общаться, найти общий язык с сыном и чувствую, что говорим на разных и я ему совершенно не нужен». Не стал я перед ним хвастаться, чтобы не сглазить, да и хвастать пока особо нечем. Начинают дети мои, нет, еще не слышать и даже не слушать, а только-только прислушиваться к отцу. А на память пришел Аннушкин день рождения, когда она немного поддатенькая, обняв меня и, прижавшись, говорила: «Дураки, вы дураки, я ведь вас обоих люблю». И Мишино признание на слуху. По его словам, рад он очень тому, что мама у него такая практично приземленная, а папа не совсем от мира сего.
«Ленечка» - говорю ему: «Я тогда, пять с лишним лет назад, начинал с того, что просил у детей своих прощения».
До бара «Мего» добрались оба уже хорошо разогретыми, хотя Леня пил коньяк разведенным и в половинном количестве от моего.

Симпатичную молодую женщину возле барной стойки, пританцовывающую под музыку над своим жюльеном, я заметил сразу. Пока Леня заказывал очередные мне двести, себе сто и шоколадку, мы с ней успели познакомиться, разговориться и уже через десять минут Инта, говорящая по-русски без малейшего акцента, сидела вместе с нами за столом. Она недавно вернулась из Штатов, где прожила восемь лет. Спрашиваю: «Что не осталась?» «Соскучилась по дому, по людям и сыну уже тринадцать». Прочитал ей «Пляжного волейбола мышечная боль». Удивленно: «Ведь белые ночи в Петербурге». Говорю: «Разве тебе  не приходилось у нас гулять летними ночами, когда читать можно в это время не хуже, чем в Питере?»
Танцует девушка раскованно и великолепно, чувствует любое движение партнера. Это благодаря ей и я ощутил кураж, пластику своего тела, как в цы-гуне, когда каждое движение, доставляя радость, плавно продолжает предыдущее и переходит в следующее. Подвигло это меня даже посвятить ей сольный танец у шеста. Пару раз в это время ловил на себе удивленные взгляды публики, но это меня совершенно не смущало. О чем до сих пор жалею, не додумался в тот момент в благодарности за доставленную радость подарить ей цветы. Возле бара есть цветочный магазинчик, работает он до десяти вечера и мог бы я успеть сбегать, купить.
Оказались Леня с Интой оба родом из маленького городка Дагда, в Латгалии. Пока они занимались уточнениями, заглянул я в зал с игровыми аппаратами и закинул в один из них пару латов. Потыкал с безразличием пальцем в кнопки и попытался припомнить те ощущения, что испытывал лет пять назад. Ничего даже отдаленно напоминающего не почувствовал и, дождавшись, конца игры, спокойно вернулся к столу. Земляки продолжали увлеченно что-то вспоминать и я заскучал. Двинулся к стойке и заказал себе двести грамм. Пока тянул коньяк из бокала, включился автопилот и очнулся я в одиночестве уже возле дома. Это на следующий день я зачесал в затылке. Выпито было мной по моим подсчетам восемьсот грамм коньяка, что для меня очень даже не мало, с видимостью закуски. Но программа минимум была выполнена, а максимум не был мне видимо очень нужен потому, как чувствовал же я, что тот роковой бокал был уже лишним, но не остановил себя.
Проснулся я утром очень бодрым, только побаливала голень, незнамо как и обо что ударенная во время автоматического полета. К прогулке с Басей подошли с поздравлением внуки. Глеб подарил большущую картину-натюрморт, им сотворенную. Говорю ему: «Глебушка, громадное тебе спасибо за подарок, но как-то не представляю, что повешу твое произведение в этом походно-цыганском неуюте». Пожал лишь плечами внук. Это только на следующий день я понял, что прав Глеб. Забил я тогда гвоздики в штукатурку и повесил его произведение, а за одно и еще одну уже свою картинку, чудом выжившую в переездах с, засунутыми под стекло двумя фотографиями, где сняты мы вдвоем с Людой в разные годы. Вытащил из коробки и хотел повесить еще и «Аз есмь» в рамке, но во время последнего переезда стекло побилось и оставил я его, выбросив стекло в мусорное ведро, пока в покое.
А во время прогулки позвонил Миша и тормознул нас, назначив свидание, на опушке леса. Подъехав, поздравил меня и подарил две шикарные сигары с бутылкой армянского коньяка.
День получился действительно праздничным и сигары после долгого перерыва под коньячок пошли в радость и кайф. Растянул я это удовольствие на два дня так, что пришедшие меня поздравлять в понедельник Люда, Аннушка и Артем застали меня с сигарой в зубах и бокалом в руке. Подарили мне СD-плеер. Людмила обрадовалась, что можно курить и тут же засунула в рот сигарету. От угощения отказалась категорически, заявив, что больше не пьет, а Аннушка из вежливости чуть посидела в обнимку с Артемом, отхлебнула коньячку, закусив долькой лимона и засобирались они по домам. Опять остались мы с Басей вдвоем.

После вечерней прогулки сумел я дозвониться до «Трамвая желаний». Продиктовав «Единственному в мире завидую человеку», и, подождав пока он посмеется, спрашиваю Бружмеля: «Дима, а имеются ли в вашей фонотеке песнопения маори?» Говорит, что в фондах радио обязательно есть, но сейчас он пользуется фонотекой компьютерной и придется заказать что-то другое. Не долго думая, прошу исполнить на мой юбилей, в качестве подарка окуджавскую «Пока земля еще вертится». Поправляет меня: «Вячеслав, эта песня называется «Молитва».
С благодарностью и удовольствием через пол часа прослушал  его поздравления, хотя сумел он и в этом четверостишии запнуться и Булата Шалвовича.
На следующий день, сидя в служебном кабинетике, перебирал в памяти и в телефонном архиве всех своих знакомых с целью определиться, с кем бы я хотел повидаться. Остановился на единственном человеке, кого захотел увидеть, поняв, что он мне очень и очень нужен, на Ленке-маленькой.
Так уж получилось, что стал для нее в те времена, когда познакомились, крестным. Возможно, я и ошибаюсь, но и ходить по битому стеклу обоих Ленок учил я, и литература, с которой их познакомил, была им до того неведома. Поступила она тогда в университет энергообмена и по окончании работала в гадальном салоне. Занимается сейчас, насколько понимаю, тем, что называют парапсихологией и продвинулась, похоже, гораздо дальше меня. Может чему-то меня научить, помочь избавиться от моего теперешнего состояния какой-то подвешенности. Позвонил ей и с шуточками настоял на встрече. Свидание было назначено на шесть вечера в пятницу.

В Ригу приехал заблаговременно, а потому смог, созвонившись, повидаться с Володей-гусаром. Более чем часовое общение удовольствия не доставило. Отвлечь его от рекламирования товара своей фирмы не представлялось возможным. Попробовал Володя и на мне чары, которые отрабатывал с психологами на семинарах. Не совсем понял, в чем дело. Недоработка это тех специалистов, пока еще Володина неопытность или я стал проницательнее. Насквозь видел, шитую белыми нитками грубовато-поверхностную лесть, с разговорами о моих записках и таланте, не могущие прикрыть желание впарить мне товар фирмы, соблазнить работой на себя и родную пирамиду. Говорю ему: «Володенька, вполне допускаю, что ваш товар очень полезен для тела. Возможно, когда-нибудь созрею с его помощью на уровне физиологии почиститься и обязательно тогда обращусь к тебе. Верю, что с твоей энергией ты осуществишь свою мечту и станешь через год-другой ездить на крутом джипе. Я же примеряю на себя и эту цель, и работу по распространению вашей продукции и ни то, ни другое меня совершенно не греет, а значит это не мое. А тебе желаю всяческих успехов на, тобой выбранном, поприще». На том и расстались.

Встретились мы с Ленкой, подарил я ей розочку и повела она меня в свой рабочий кабинет, благо находится он возле вокзала. Не виделись мы с ней очень давно и изменения в ней увидел очень заметные и большие. Во времена нашего знакомства производила она, несмотря на то, что была замужем, имела уже ребенка и образование верхнее, впечатление подростка комплексующего и растрепанного, постоянно грызущего свои ногти и с не очень внятной дикцией. А сейчас передо мной сидела Женщина не только прекрасная, но и мудрая. Женственность ощущалась явственно, как жар от хорошо протопленной печки. Это когда у мужчины при встрече нет мысли сразу затащить даму в постель, чтобы потрахаться и бежать дальше. Зато могут появиться думы о здоровом потомстве и догадки, что семейная жизнь – это не только сожительство с ведением общего хозяйства. Слово холостой, холостая, приобретает тогда истинный смысл. Выстрел, шум производящий, но в цель попасть не могущий. Одинокий человек, лишенный своей половины энергии Инь или Ян. Думаю, у Фролова не было бы повода назвать сейчас Елену не дающей света, негреющей лампочкой. Обрела Леночка то, что большинство женщин по жизни теряет.

До встречи с ней думал, столько посрывал я с себя броневых листов, что открыт уже дальше некуда, а она говорит, только толстокожесть моя, гордыня и эго не дают услышать мне Учителей. У меня впечатление, что и томагавк мой давно зарыт, и из окопа вылез, а она видит, что какая-то субличность моя, все еще занимая круговую оборону и, защищая бедного меня и сирого, продолжает стоять насмерть. Не знаю, как она все это видит и мне остается только завидовать, но смотрит она и в прошлое, и настоящее видит,  заглядывает в будущее, разглядывает меня насквозь, вдоль и поперек. Когда добралась до каких-то параметров таланта, брови полезли в удивлении вверх, но по ходу дальнейшего разговора понял и это я сумел просрать.

Приехав домой, уже в темноте повел Басю гулять. На выходе из леса почувствовал себя настолько плохо, что пришлось, чтобы не упасть, обнять сосну. Ощущение, что вот-вот потеряю сознание и мысль крутиться, что из леса мне не выйти. Не знаю, сколько я так простоял, пока смог взять тело под контроль и заставить ноги передвигаться, Бася, все это время, терпеливо сидела рядом. Позвонил Лене, а она и говорит: «Что же ты хочешь, у тебя многие каналы были забиты наглухо, а сейчас приоткрылись». При подходе к дому, нестерпимо захотелось сала. Зашел в магазин, купил кусочек, грамм на сто, а дома с необыкновенным аппетитом съел.
И на этом чисточка не закончилось. Доставалось мне в жизни по почкам и на следующее утро появилось то знакомое ощущение, когда кто-то старательно мне их отбивал. Еще не прошла эта радость, через несколько дней началась новая. Какая-то инфекция стала бродить под кожей в верхней части головы, с эпицентром на границе волосяного покрова над левой бровью. Лицо разнесло так, что не осталось ни единой морщины, кожа была натянута, как на пионерском барабане. Дотрагиваться до лба и выше стало очень больно. Глаза выглядывали из щелочек, оставленных опухшими веками, окрашенными в цвета побежалости. Появилось пожелание, сродни одному вспомнившемуся старому анекдоту. Жена приводит мужа, член которого каким-то чудом умудрилась ужалить оса, к врачу с просьбой: «Доктор, пожалуйста, уберите боль, а опухоль пусть останется». Так и мне захотелось, чтобы воспаление и опухоль исчезли, а безморщинистая упругость кожи не уходила.
Люда, позвонив и почувствовав по голосу что-то неладное, после работы навестила, а после недолгого и серьезного разговора на другой день, перетащив часть своих пожиток, вернулась ко мне. Говорит: «Это было нам дано испытание, в котором мы поняли, что друг без друга жить не можем». «Опять ты пытаешься думать и решать все за других» – отвечаю: «Испытание не было дано кем-то, его устроила для нас ты сама. И по поводу итогов я пришел совершенно к другому выводу. Слава Богу, могу прожить один и в этом есть свои плюсы, но хочу, чтобы рядом со мной была любимая женщина».

Лена по телефону советовала сдаться врачам, но я это делать наотрез отказался. Возможно и есть у меня еще остатки того комплекса, зародившегося лет в двенадцать, когда мама оставила меня однажды в очереди к какому-то специалисту во взрослой поликлинике, а сама пошла по каким-то своим делам и задержалась. Больше часа я просидел, а люди все проходили и проходили, не глядя на меня, в дверь кабинета без очереди и не мог я не поделать ничего, не сказать им что-либо. Так и застала меня, вернувшаяся мама, номинально первым у двери. Кроме того, давно перестал доверять себя врачам, по крайней мере, каугурским. Но, думаю, решение это я принимал вполне осознанно. Утром взял обойный нож и, накалив лезвие на огне, сделал крест накрест два надреза, выдавил, насколько это было возможно, гной с кровью и присыпал ранку стрептоцидом. Уже на следующий день морщины стали возвращаться, а чуть выше лба осталась, похоже, надолго метка, залысинка с латовую монету. Придется, видимо, чтобы не озадачивать окружающих, отращивать волосы подлиннее, чем привык носить последнее время.

                                      Раздрай. Опять предстоит учеба.
                                      Лень шепчет, что все напрасно,
                                      Лень уговаривает, что я дерьмо,
                                      Лень кричит, что это опасно,
                                                        что быть Человеком, мне не дано.