что было общего в развитии римского и афинского полисов и в чем они различались? как осуществлялось управление Римом?Античная цивилизация — цивилизация не только греческая, но и римская; термины «греко-римская» и «античная» по отношению к этому социокультурному феномену мировой истории употребляются как синонимы. Глубинное единство греческого и римского мира, отраженное в этой синонимичности понятий, создавала общая первооснова — полисная организация.
Полис — государство, существовавшее в рамках одной гражданской общины, интегрирующим центром которой — политическим, военным, культовым — был город. Полис — политически организованный коллектив граждан, конституировавший себя как государство, населявший определенную территорию, которая обеспечивала гражданам материальные условия жизни (прежде всего хозяйственные занятия) и являла собой обособленное сакральное пространство. Существование гражданского коллектива в полисной организации представляло собой неразрывное единство урбанизированной (по-городскому обустроенной) и сельскохозяйственной (в отношении приоритетного труда) жизни.
Полис (πόλις) — слово, пришедшее из греческого языка. Римляне называли свою гражданскую общину латинским словом civitas. Мы вправе считать ее типологически относящейся к полисной организа-
131
ции и понимать как вариант полисного устройства. «В принципе античный полис и на греческой, и на римской почве — явление однотипное, что не исключает разнообразия конкретных вариантов. Ведь и греческие полисы не являются слепком друг с друга» (И. Л. Маяк). Полисы — это те «кирпичики», из которых сложена в целом античная цивилизация. Но на греческой и римской территории из этих «кирпичиков» были построены далеко не стандартные (полностью одинаковые) здания. В чем специфика римского варианта мы и попытаемся обсудить.
Формируясь в царский период римской архаики, римская община (пройдя путь от родовой общины через стадию соседской, как обосновывает И. Л. Маяк) становится гражданской в эпоху Республики. Более четырех с половиной веков республиканской истории (509-27 гг. до н. э.), разумеется, дают на различных хронологических отрезках отличающиеся характеристики римской гражданской жизни. Мы вынуждены — из-за отведенного объема — рассмотреть главным образом ее «классический» ракурс, отвлекаясь в данный момент от особенностей как стадии формирования, так и состояния в период заката Республики. Естественно, что и наш взгляд (отмечаем это, как и другие авторы данного курса лекций) не претендует ни на всеохватывающую полноту, ни на единственность угла зрения на предмет. Мы попытаемся дать проекцию полисной проблематики на римский материал, исходя из собственного опыта его изучения, при опоре на те достижения историографии в данной области, которые воспринимаются нами как принципиально значимые.
Полис предполагает такую систему общественной организации, которая базируется на рациональности, коллективном установлении фундаментальных норм совместной жизни, признании обязательности сообща принятых решений, гарантии личной свободы граждан. На этих основаниях покоилась и римская община республиканского времени. Свобода граждан постулировалась и в законодательстве, и в религии, которая формировала рациональные отношения мира людей с миром богов.
Так же как у греческих авторов по отношению к своему полису, у римских главным качеством, определявшим их социум, было наличие гражданского коллектива, который живет по единому праву,
132
одним и тем же обычаям, объединен политикой и войной, связан экономическими отношениями, имеет общность религиозных воззрений, идеологии и разнообразных интересов. Цицерон, подчеркивая, что принадлежность к civitas создает очень тесные узы, писал, что у граждан много общего: форум, священные места, портики, улицы, законы, права, правосудие, право голоса, кроме того, обычаи и дружеские связи, а у многих со многими деловые отношения и соглашения (De off. I. 17.53). Civitas понималась римлянами одновременно как гражданское население, городское пространство, публично-правовая организация. Согласно Авлу Геллию, слово civitas употребляли, когда говорили и про место, и про город, и про общее для всех право, и про множество людей (XVIII. 7.5).
Гражданское население римской civitas называлось квириты (Quirites, cives). Одно из распространенных толкований происхождения слова «квириты» — члены куриатной, т. е. гентильной (родовой) организации (И. Л. Маяк).
Сами римляне отмечали, что взаимодействия людей в их общине (говоря современным языком — система социальных связей) были организованы на основе права. Именно право превращает сообщество людей в гражданское общество. Граждане — это защищенные правом лица, чьи частные интересы благодаря юридическому признанию и защите проявляются как гражданские интересы. При этом право отдельного лица существует «лишь как момент всей правовой системы общества» (Д. В. Дождев). Например, право собственности квирита могло осуществляться только как конкретное притязание, реализующее общую норму «квиритского права». Соотношение гражданской общины и гражданина в античности — диалектика общего и отдельного. Ни то, ни другое нельзя абсолютизировать, они находились в диалектическом единстве. Абсолютизация одного из этих полюсов приводит к отрицанию как черт индивида у гражданина, так и черт государства у полиса (civitas), т. е. их правовых характеристик (Д. В. Дождев). И отрицание того и другого — искажение исторических реалий.
Римляне определяли характер их политических связей на уровне всей гражданской общины понятием res publica. От этого слова
133
произошли термины на всех новых европейских языках для обозначения т. н. республиканской формы государственного устройства, предполагающей выборность органов высшей власти на определенный срок. Res publica для римлян — буквально это публичное дело, своеобразная антитеза res privata, делам частным, семейным. Res publica в римских представлениях — не только то, что мы называем «государство» как инструмент регулирования и поддержания «социального гомеостаза» (воспроизводства условий, необходимых для сохранения и развития общества), но вся совокупность общих интересов, отношений, состояний, прав; это совместное существование, конституция и политика. Цицерон определял res publica как res populi — дело (достояние) народа (De rep. I. 25. 39), понимая под populus множество людей, связанных согласием в вопросах права и общностью интересов.
Римские граждане, т. е. народ римлян (populus Romanus Quirites), были носителями государственного верховенства. Во всяком случае, на наш взгляд, в конституционно-правовом отношении (фактическое влияние римского народа на жизнь государства — другой вопрос, носящий дискуссионный характер и, видимо, требующий ответа в отдельных хронологических срезах). Государственный суверенитет populus Romanus — прямое и неизбежное проявление полисных основ римской организации. Утверждение, что народ — носитель государственного суверенитета (суверен в публично-правовом смысле), означает в первую очередь наличие у него высших законодательных полномочий, наделение его правом принимать основополагающие нормы, организующие жизнь общины. Показателем того, что de iure именно Quirites олицетворяли римское государство, служат и электоральные (избирательные) функции народных собраний. Будучи обладателем верховной законодательной власти и осуществляя выборы должностных лиц, народ имел величие (maiestas), и преступления против гражданского коллектива рассматривались как оскорбление величия римского народа.
В историографии имеются попытки отрицать статус populus Romanus как государственного суверена в эпоху Республики (А. Демандт и др.). Такой подход базируется на следующих аргументах.
134
Во-первых, на том, что граждане Рима не ограничили государство только пределами своего города, римляне создали крупное государственное образование, в дефиниции которого следует акцентировать не только лишь гражданство, но — как для современных обширных государств — также и территорию с неоднородным (по различным характеристикам) населением. Во-вторых, на том, что отличительные признаки суверенитета были распределены между тремя инстанциями — народными собраниями (комициями), сенатом и магистратами. Данная трактовка не представляется нам убедительной по следующим обстоятельствам. Специфика римской государственной модели заключалась в том, что гражданская община, завоевав огромные территории в Средиземноморье, создавала для управления ими надполисные структуры (провинциальные органы власти), но сохраняла при этом в республиканскую эпоху полисные устои своей внутренней организации. Органы провинциального управления по отношению к подчиненным общинам все и всегда были надполисными струкурами, а по отношению к римской общине часть их была полисными (римские преторы и квесторы, имевшие в качестве своей сферы должностных обязанностей провинциальные дела), а часть — надполисными (проконсулы и другие промагистраты, которые становились наместниками провинций по истечении собственно магистратских полномочий). Мы не поддерживаем тезис о «трансформации полиса в державу» на протяжении республиканской истории. С увеличением завоеванной территории сама римская община не размывалась и не преобразовывалась в иной, не полисный, тип социума. Расширяясь с течением времени, гражданский коллектив не растворялся в массе иного населения и не утрачивал своего государственного верховенства, он всегда был обособлен в публично-правовом отношении. Провинции были только «поместьями» римского народа, и территориальное нахождение в них, создавая трудности для граждан в реализации их политических прав, в принципиальном плане не меняло их статус. В «территориальное государство» Римская республика превращалась в административном отношении, а в конституционном (что непосредственно
135
и определяет, кому принадлежит роль государственного суверена) продолжала быть нуклеарным полисом. Что же касается еще двух институтов, в которых — кроме конституированного в комиции народа — заметно проявление отличительных характеристик суверенитета, то следует подчеркнуть, что постановления комиций (leges) в правовом отношении всегда стояли выше решений сената (setnatusconsulta), магистраты же обладали не «своим собственным», а делегированным государственным суверенитетом, предоставлявшимся им на время полномочий от всего гражданского коллектива. Наглядно демонстрирует положение гражданского коллектива как носителя государственного верховенства при Республике высшая форма позитивации права (превращения его в общеобязательные нормы) — законом являлось только то, что одобрил и постановил populus Romanus, а главный принцип законности и правомочности заключался в выражении «по праву квиритов (ex iure Quiritum).
Государственные акты римлян обычно принимались в пределах священной зоны, в черте pomérium (сакральной границы города, четко обозначавшей его территорию). Существовало явное правовое и сакральное различие между Городом и пространством вне его. Оно выражалось, в частности, в запрете нахождения в боевых порядках и с оружием в границах померия (исключением были только дни триумфов победоносных полководцев), в необходимости оставить у городских ворот трофейные вражеские доспехи и посвятить их божеству, прежде чем вступить в границы города, и других актах.
Итак, ключевые слова, которые — согласно взятым за основу определениям сути полисной организации — образуют каркас изучения поставленной проблемы, следующие: особенности римского гражданства, римская специфика отношений собственности на землю и социально-экономических отношений в целом, римское городское сакрализованное пространство, римская государственность республиканской эпохи, политическое оформление civitas и идеология римской гражданской жизни. Мы начали их обсуждение в единстве, теперь заострим внимание поочередно на каждом из них.
136
* * *
Специфика римского гражданства имеет ряд аспектов. Ее можно рассматривать в диспозиции Рим и Афины, а можно — в противопоставлении римской общины и греческих полисов (в их суммарно важнейших характеристиках), поскольку Афины могли быть в ряде отношений нетипичным греческим полисом. По возможности попытаемся совместить эти два ракурса.
Запись в гражданский коллектив у римлян осуществлялась не на местном уровне, как в Афинах (в демах), а высшим магистратом. На низовом административном уровне в греческих полисах включение в списки граждан тоже могло осуществляться; в данном отношении, скорее, специфика по сравнению с Афинами, чем с «греческим полисом вообще». У римлян цензоры составляли списки граждан (tabulae censoriae). Это обстоятельство означало фиксацию принадлежности ко всей общине в целом, определяло «сопричастность» со всем гражданским коллективом, обусловливало права и обязанности граждан по отношению к civitas и, соответственно, необходимость придерживаться традиций и обычаев всего римского народа.
Римляне, судя по тому, что для них основные гражданские добродетели имели явный военный оттенок, воспринимали себя в качестве членов сплоченного коллектива, приоритетно во внешнеполитической, а именно военной деятельности. Афинские граждане осознавали себя в качестве членов коллектива в первую очередь во внутриполитической жизни. Видимо, это было характерно для многих греческих полисов; милитаризованность Спарты позволяет предположить большую близость римской общины к ней по сравнению с иными греческими полисными государствами. Значение военной сферы для самоидентификации римских граждан проявилось в неразрывности военной и политической систем, наглядным показателем чего была центуриатная организация, выступавшая основой как принятия важнейших политических решений, так и формирования римского войска. Для римлян не просто выполнялось равенство гражданин=воин (характерный принцип полисной организации как таковой в ее «идеальном» варианте), в их восприятии гражда
137
нин — в первую очередь воин. Видимо, это сложилось исторически в условиях, когда жизнь римской общины войнами изобиловала, причем изначально войнами такими, в которых она боролась за свое выживание. А отсюда — превалирующее общественное значение воинских моральных качеств гражданина.
Римскую общину характеризует более выраженный по сравнению с греческими полисами — думается, не только афинским, но и большинством из них — ранговый характер гражданского населения. Социальная и политическая иерархичность в римской civitas в сопоставлении с греческими полисами играла более существенную роль. Патриции и плебеи в ранней Республике, нобилитет и не принадлежавшие к правящей элите граждане в классической Республике — участие в управлении государством этих категорий отличалось весьма значительно (это различие было более заметным, чем между политической элитой и массами в греческих полисах). Заметим попутно, что наличие выраженной элиты приводило к выраженной «элитарности» моральных норм (но не в смысле узости круга их носителей, а в смысле «рафинированности», «возвышенности» самих норм). Исследования последних десятилетий (К. Хопкинс, Г. Бартон и др.) показали, что нобилитет не был замкнутой наследственной знатью; во II и I вв. до н. э. ему была присуща «довольно высокая как восходящая, так и нисходящая мобильность» (А. Л. Смышляев). Однако признание наличия нестабильной (но все-таки гораздо более стабильной, чем в любом греческом полисе), «циркулировавшей» элиты не противоречит тому, что в каждый конкретный момент граждане, не входившие в нее, несравненно менее влияли на политику, чем в нее включенные. Отмечается в современной историографии и существование в Риме последних двух веков Республики т. н. «внутренней элиты» (40 % от числа консулов составляли те, у кого отец и дед занимали высшую магистратуру), постоянно себя воспроизводившей и составлявшей ядро всей политической элиты.
Отличает римскую правившую элиту от греческой (в той или иной форме наблюдаемую и в эллинских полисах) «гомогенность» аристократии, т. е. ее более выраженная сплоченность (В. Эдер). Согласимся, что коллективная способность к господству римской эли
138
ты была, видимо, значительно выше, чем, например, у афинской аристократии. Это связывается в историографии с тем, что аттическая знать в отличие от римской с середины VIII в. до н. э. развивалась в отсутствие царской власти. Отсутствие «общего врага» и приводило к меньшей сплоченности афинской аристократии. В любом случае в Афинах демос для проведения в жизнь своих требований нуждался в помощи аристократов, в Риме же плебс создал действенную инстанцию в виде плебейских трибунов. Плебейский трибунат был особым политическим институтом для оказания такой помощи и защиты рядового гражданина (при том, что многие трибуны сами принадлежали к нобилитету), подобной институционализированной помощи афинскому демосу не оказывалось.
Отличие римского гражданства от греческого можно обнаружить также и в том, что голос каждого отдельного гражданина в народном собрании у римлян влиял на итоговый результат голосования отличавшимся от греческого образца способом. Подсчет голосов был организован так, что значение индивидуального голоса — важное внутри первичной группы — было завуалированным при окончательном принятии решения. Голосование по принципу «одна центурия (курия, триба) — один голос» нивелировало «вклад» каждого гражданина, во всяком случае, внешне, в силу опосредованности учета отдельного голоса в конечном итоге голосования (сопоставление реального вклада голоса римского гражданина и гражданина греческого в принятие государственных решений нуждается в отдельном осмыслении). В любом случае римский порядок голосования мог в принципе (теоретически) привести к ситуации, когда поддержку путем голосования народа получает предложение, за которое подано меньше половины индивидуальных голосов граждан, принявших участие в голосовании. При голосовании в афинской экклесии это было исключено.
Для граждан всех античных полисов в их электоральном поведении был характерен выбор именно персон, а не программ, и римляне не были здесь исключением. Но именно в Риме соискание должностей стало сопровождаться активной избирательной кампанией, масштабной борьбой за голоса граждан. В III в. до н. э. (между 241-м и
139
218 гг.) была проведена реформа центуриатных комиций, по которой число центурий, выставлявшихся первым имущественным разрядом, было сокращено. Данная реформа, как полагают исследователи, сблизила цензовое и территориальное деления римского гражданства и привела к значительной демократизации выборов. После этой реформы и до конца Республики народ стал объектом активной предвыборной агитации. Эта агитация получила правовое регулирование, разграничение дозволенных и недозволенных ее методов.
Исходно для гражданского коллектива римской общины был особенно важен «территориальный принцип» организации; первоначально он был для римлян, как кажется, гораздо более значим, чем для других гражданских сообществ античности. Это обусловлено было тем, что римляне не составляли изначально этнической общности, они не были объединены общностью происхождения. В отличие от афинян, спартиатов или граждан других полисов римляне не могут рассматриваться ни как коренное население, ни как связанный единством происхождения коллектив. Они являлись только объединением, получившимся в результате слияния различных групп. Отсюда и значимость территориального компонента полисной организации при становлении римской гражданской общины.
Однако при всей важности пространственной локализации гражданского коллектива civitas следует все же полагать, что римская община — это в первую очередь «люди», т. е. граждане, а не «место»; во всяком случае, абсолютизировать значение именно границ самого Рима нельзя. Интересно, что вывод колонии греческими гражданами означал (почти всегда, но все же с исключениями из правила) создание нового суверенного полиса, а вывод колонии римскими гражданами означал — если создавалась колония собственно римских граждан, а не колония латинского права — территориальное «отпочкование» собственно римского гражданского коллектива, создание своеобразных «филиалов» общины за ее пределами (относительно близкими или весьма далекими). Или, например, объявляя определенные территории в Италии римской землей (ager Romanus), римляне принимали на ней важнейшие государственные акты, т. е. как бы абстрактно «включали» эти земли в пределы общины.
140
Римляне более охотно делились правами своего гражданства с чужаками (и значительно масштабнее давали им гражданские права), чем это было принято в коллективах греческих полисов. Дионисий Галикарнасский пишет: «Сравнивая с этими обычаи эллинов, я не понимаю, как можно восхвалять устои, присущие лакедемонянам, фиванцам и весьма гордящимся мудростью афинянам, которые, ревниво охраняя свое благородство, за редким исключением не давали никому своего гражданства...» (II. 17. 1. Пер. И. Л. Маяк). Исследователи полагают, что эта особенность связана с тем, что с ранних времен Рим был составной частью Латинского союза (X. Майер). Возможно, добавим от себя, этому способствовала проблема «выживания», сохранения жизнеспособности общины и пополнения ее «гражданских ресурсов», очень остро стоявшая для Рима в условиях серьезной внешней опасности в период ранней Республики. При территориальном выходе государства за пределы Италии проблема предоставления гражданских прав перешла в другую плоскость: как бы скупо ни наделялись присоединенные народы, сначала италики, а затем перегрины-провинциалы, правами римского гражданства, в количественном отношении это явление на порядок должно было превосходить греческие полисы. Оно и не могло быть сопоставимо с ними, поскольку экспансия греческих государств никогда не принимала таких масштабов, чтобы вопрос о «гражданской ассимиляции» покоренных народов становился существенным. К тому же «гражданская ассимиляция» была обусловлена римской социально-политической организацией, в первую очередь отсутствием прямой демократии (которая неизбежно должна препятствовать расширению гражданского коллектива) и издревле существовавшей возможностью даже для раба-чужака стать при отпуске на волю римским гражданином.
В целом, если для ряда греческих полисов (и Афин в первую очередь) характерна тенденция ограничения роста гражданского коллектива в силу как политических, так и экономических причин, в том числе недостаточности материальных условий (в частности, земельных площадей), то для римлян — расширительная тенденция. В абсолютном значении количество членов гражданского коллекти
141
ва в римском полисе его «классического времени» было значительно большим, чем в любом греческом (в III в. до н. э., по данным Ливия, оно колебалось вокруг цифры в 200 тыс. человек; позднее, по цензу 70 г. до н. э., — 900 тыс. человек). А количество граждан неизбежно серьезно влияет на политическое устройство, на выбор формы правления. Прямая демократия возможна только в относительно малом объеме гражданского коллектива, римское гражданство перешло допустимый для нее «порог численности».
* * *
В римской общине, как и во всяком полисном коллективе, действовал принцип обусловленности права на землю принадлежностью к нему и обязанности общины наделить гражданина землей. Отношения земельной собственности в Риме, базируясь на полисном укладе хозяйственной жизни, имели свою некоторую специфику по сравнению с Грецией. Сразу отметим, что мы глубоко солидарны с мыслями И. Е. Сурикова (см. первую тему данного курса лекций), высказанными им относительно т. н. античной формы собственности.
Земля рассматривалась как божественный дар и потому изначально воспринималась как собственность коллектива в целом. Обожествление земли как всеобщей матери было отражением представления о ее общей принадлежности, восходящего к родовому строю (В. И. Кузищин).
Любая полисная организация предполагает верховную собственность на землю всего гражданского коллектива, что не исключает понимание отдельного гражданина как частного собственника земли. Признанными критериями частной собственности являются, во-первых, свобода отчуждения земли (продажи, дарения и т. д.) и, во-вторых, право отстранения несобственника собственником земли. Но в Риме права на землю и даже свободу отчуждения обеспечивала не только собственность (dominium), но и владение (possessio). Термин dominium, обозначающий частную собственность, появился, судя по всему, в конце Республики, но явления всегда возникают раньше, чем понятия, ими обозначавшиеся.
142
Свойственная Риму с архаических времен общинная (общеполисная, т. е. находившаяся в собственности всего гражданского коллектива) земля называлась ager publicus. В Риме исследователи фиксируют сохранение в течение довольно долгого времени значительной доли общественной земельной собственности. Аренда земли на ager publicus называлась possessio (владение). Рента с общественной земли называлась vectigal. Аграрный закон 111 г. до н. э. превратил, согласно традиционному мнению (Д. В. Дождев и др.), владения на общественном поле в частную собственность римских граждан (ager privatus), отменив ренту. Однако на вопрос о том, что все-таки следует понимать под термином ager privatus, в научной литературе даются и иные ответы. Т. Г. Мякин в последних работах полагает, что «понятие «частный» (privatus) в конце II в. до н. э. скорее всего указывало на «нечто, выделенное из общего целого», где под «общим целым» следует понимать «общественное поле римского народа» (ager publicus populi Romani)», соответственно «сам тип земель ager privatus и должен быть квалифицирован нами как земли, «выделенные» из состава ager publicus, в силу их передачи во владение».
Общеполисные земли (ager publicus), если они располагались непосредственно на территории римской общины, арендовались отдельными ее гражданами, арендные платежи поступали в римскую казну. В Италии земли категории ager publicus находились в наследственной аренде не только у римских граждан, но и у знатных граждан италийских союзнических общин. Завоеванные италийские земли, которые после захвата попадали в ведение квесторов, назывались ager quaestorius. Эти земли квесторы продавали гражданам, но что фактически продавалось — земля или вечный посессий (право владения), — вопрос дискуссионный. Земли в провинциях, принадлежавшие всему римскому народу, назывались ager provincialis. Та часть ager provincialis, которая отдавалась жителям провинций в долгосрочную аренду, называлась ager stipendiarius.
Для Римской республики нет сведений о храмовых производственных землях, более того, в источниках зафиксирован запрет на храмовое землевладение (Cic. De leg. 11.22). Понятие «священные земли» означало не собственность храмов, а земли, доходы с кото
143
рых шли исключительно на сакральные цели, однако они считались частью общественного земельного фонда (А. М. Сморчков).
Вне зависимости от формы земельной собственности создавались три типа хозяйств: мелкие крестьянские хозяйства (до 30 югеров земли), виллы (до 500 югеров) с использованием полутора-двух десятков рабов в земледелии, ориентированные на рынок некоторыми видами своего производства сельскохозяйственной продукции, и латифундии, крупные хозяйства, в скотоводстве которых также использовался рабский труд, но земля обрабатывалась колонами (свободными крестьянами-арендаторами).
Норма полисной жизни — запрет порабощения сограждан. Отмена долгового рабства, реализовавшая этот запрет, была осуществлена в Риме по закону Петелия (313 г. до н. э.). Римские рабы эпохи Республики попадают под понятие «сословие» (сословия — большие группы людей, отличающиеся правами и обязанностями, закрепленными в обычае или писаном праве), поскольку они имели особый юридический статус, являясь собственностью других лиц, коллективов, государства и т. д. Возможность манумиссии (отпуска рабов на волю) с предоставлением прав римского гражданства позволяет исследователям утверждать, что «раб оказывался опосредованно связан с гражданской общиной как своего рода латентный гражданин» (В. М. Смирин).
Принципиальные наблюдения об античном рабстве, сделанные И. Е. Суриковым в первой лекции данного курса, применимы и к рабству римскому. Конечно, рабов в Римском государстве рассматриваемой эпохи в абсолютных цифрах неминуемо должно было быть больше, чем в любом греческом. Но удельный вес рабского труда в производстве материальных благ в римской экономике сопоставить с таковым в хозяйственной сфере греческих полисов практически невозможно из-за разницы масштабов производства и отсутствия количественных данных (во всяком случае, мы не можем даже в каком-то приближении это сделать). Роль рабов интеллигентных профессий в период Республики была в Риме значительна: учили, лечили и развлекали римлян в немалом количестве именно рабы. Рабский труд в римской экономике применялся и в сельском
144
хозяйстве, и в ремесле, тем не менее рабы, находившиеся в собственности римских граждан (или общины в целом), не были основными производителями материальных благ. Трактовка античного рабства как основы способа производства и структурообразующего элемента рабовладельческой социально-экономической формации, выработанная в марксистской историографии, во многом не коррелирует с нашими представлениями о полисной античности.
* * *
Городское обустройство каждого античного полиса было призвано обеспечить гражданскую жизнь своего населения во всех ее составляющих. Организация внутреннего пространства города выражала идею, свойственную всей классической античности, что человек принадлежит именно своему полису, а не миру, мир же вне полиса — гражданского коллектива и своего города — враждебен и должен быть отграничен не только политически, но и сакрально. Мы рискуем показаться пристрастными, но все же скажем, что для римлян их Город был особенно неповторим, был особенно отделен от остального мира, по отношению к которому Рим был несравненно выше, что, по их мнению, определялось волей богов (С/с. De har. resp. 9). Ничуть не умаляя патриотизма граждан греческих полисов, отметим, что у эллинов было представление о единстве всего греческого мира и превосходстве в целом греческого полисного устройства над варварами, что не могло не сглаживать восприятие собственного города как абсолютно единичного явления. Римская община была единственной в своем роде, и ее граждане очень остро осознавали ее уникальность.
То, что в Греции было «полис и хора» (полис не в значении «община», а в значении «город», и «хора» — сельская местность), на римской почве было urbs (собственно город Рим) и ager (находившаяся под его властью территория). Их диалектическое единство не исключало, а, наоборот, с необходимостью предполагало пространственное разграничение.
Городская граница, померий, означала магическую черту, защищавшую жизнь общины от внешних враждебных сил. Изначаль
145
но pomérium охватывал только Палатинский холм (с окрестностями) — «сердце Рима», его «колыбель». Пространство внутри померия (раздвигавшееся с течением времени) должно было оставаться священным, в него не могла без очистительного обряда войти армия, соприкасавшаяся в сражениях с извне подступавшим злом, поэтому по окончании военной кампании воины совершали церемонии очищения себя и оружия. Центуриатные комиции (как собрания воинов) проводились за пределами померия. Город не мог быть осквернен смертью, поэтому внутри померия хоронить умерших было запрещено (как было запрещено хоронить в пределах полисной территории и в греческих гражданских общинах, за исключением Спарты). Для граждан civitas «никакие просторы вселенной» были «не способны возместить и заменить город и неотделимые от него опоры бытия — moenia и leges, pietas и amicitia, fas и ius» (Г. С. Кнабе).
Роль интегрирующего элемента гражданской жизни римской общины в ее городском, архитектурно-планировочном оформлении играл во времена Республики Форум (располагавшийся в северной лощине от Палатина и доходивший до Капитолия), огибавшийся via sacra, Священной улицей, по которой издревле передвигались торжественные процессии. На Форуме была Курия — здание заседаний сената (senatus), перед которым непосредственно (в северо-западном углу Форума) находился Комиций — место проведения народных собраний (comitia). На Форуме и Комиции проходили также конции (contiones) — народные сходки, где не принимались решения, имевшие юридическую силу, но где римские граждане имели возможность высказать свое отношение к предлагавшимся магистратами законопроектам и обсудить другие вопросы, затрагивавшие их жизненные интересы. В отличие от Афин, в которых граждане и голосовали, и обсуждали насущные проблемы на экклесии, в Риме эти проявления гражданской активности и правомочий членов коллектива были разведены (всегда во времени, но не всегда в пространстве). Оценки исследователями вместимости Комиция (а от них зависят ответы на ряд вопросов организации политической жизни римской общины) колеблются в значительном диапазоне — от 1 тыс. до 20 тыс.
146
человек (см.: Р. Морстейн-Маркс). Ораторская трибуна на Комиции имела вид дуги, на стене этого возвышения, обращенной к Форуму, были установлены rostra — носы вражеских кораблей (в количестве, видимо, шести), захваченных римлянами в 338 г. до н. э. в ходе Латинской войны, поэтому Рострами стали называть само место, где произносили речи. Высота Ростр определяется исследователями по-разному (2,5-4 м), но в любом случае специалисты нередко полагают, что различные уровни нахождения выступавших и слушавших существенно разграничивали их роли, утверждали «политическую иерархию», подчеркивали особый статус ораторов и наглядно демонстрировали уважение граждан к магистратам (Ф. Пина Поло, Р. Морстейн-Маркс). В таком противопоставлении современными историками ораторов и слушавших их речи есть, как кажется, доля преувеличения; вероятно, сильным был и элемент объединения тех и других, во всяком случае, выступавшие, безусловно, стремились своими речами найти поддержку народа. Неспроста ведь Цицерон характеризовал Ростры как место тесного взаимодействия сената и народа; современные исследователи подтверждают это изучением топографии: фон для выступлений ораторов создавали Curia, здание сената, и храм Согласия. Concordia (согласие), одна из важнейших римских гражданских добродетелей, как бы в овеществленном виде символизировала для всех желанную цель публичных обсуждений вопросов общественной жизни. Правда, Р. Морстейн-Маркс полагает, что храм Согласия был неоднозначен в римском восприятии и являлся «полем идеологических сражений», все же, думается, что достижение консенсуса являлось в период классической Республики важнейшей задачей гражданского коллектива при решении любых социально значимых проблем.
Если главным местом общественной жизни всего гражданского коллектива в Риме был Форум, то центральным помещением жилого дома римского гражданина был атриум. Atrium — парадное помещение и композиционная доминанта здания — как бы соединял публичную и частную сторону жизни римлянина. В атриуме членов сенаторского сословия находились imagines — портретные маски прославленных предков, которые использовались во время торжес
147
твенных похоронных процессий (pompa funebris) при публичном погребении заслуженных членов семьи. Исследование Э. Флаига показывает, что атриум, будучи частью жилого дома, был связан с самореализацией гражданина в публичной сфере и не имел прямого отношения к внутрисемейному культу предков. Значительная часть предков находила свое место в фамильном некрополе, но оказывалась не принятой в атриум. Почитание предков, чьи портреты находились в атриуме, относилось к сфере конкуренции и престижа, было делом и знатных семей, и res publica в целом. Если предки были неуспешны на политическом поприще, они не имели ларца в атриуме и не включались в родословную, которая устанавливалась на внутренней стороне атриума (она не была параллельной родословной на доске parentes, по которой почитались три поколения предков).
Городское сакрализованное пространство Рима не могло обойтись без священных мест почитания богов. Как и греческие полисы, римская гражданская община конституировала себя не только в качестве политической, но и религиозной организации. И так же как в Греции, становление гражданской общины
http://www.sno.pro1.ru/lib/antichniy_polis_kurs_lekzij/5.htm
