Французское название этой фривольной комедии ("Либертин") звучит иначе, чем по-русски, поскольку имеет общий корень с "либерте" (="свобода"), хотя, с другой стороны, "либертин" — термин маркиза де Сада, именовавшего своих садюг именно этим словом. В фильме вообще довольно много труднопереводимых мест, в том числе шуток — скажем, когда натурщик говорит художнице: "Вы пишете с меня мертвую натуру", не все успевают сообразить, что вместе с тем он имеет в виду натюрморт.
Внешний сюжет картины напоминает Дюма — д'артаньянистый философ Дени Дидро, подпольно печатающий в замке чудаковатого барона Гольбаха первую в мире энциклопедию, срывает коварные планы кардинала (=Ришелье), засылающего в замок шпионку (=миледи), чтобы выдать типографию гвардейцам (=мушкетерам) короля. Столь же ироничен и внутренний сюжет: Дидро никак не может написать словарную статью "Мораль", поскольку мораль предполагает ограничения, а у либертина и гедониста ограничений в принципе быть не может. В результате он придумывает гениальный трюк — в статье "Мораль" ставит ссылку "см. Этика", а в статье "Этика" — ссылку "см. Мораль", то есть совершает первый и кратчайший дефинитивный круг, вообще говоря, присущий всем словарям, отличающимся друг от друга только длиной этого порочного кольца.
В русском понимании философ — человек заумный и тяжеловесный как Гегель, и по нашим представлениям Дидро в исполнении Венсана Переса мало похож на философа, пусть даже французского. Вместе с тем он не распутник, а легкомысленный галл со свободной сексуальной валентностью, чей язык дан ему не для только для того, чтобы язвить католический узус, от чего бесится кардинал, но и для того, чтобы совершать куннилингус, от которого млеет мадам де Жерфей, или намекать своей дочери на анус маркиза де Камброля, волнующий кавалера де Жерфей.
То же касается и самого Габриэля Агийона, у которого хватает легкомыслия, чтобы ублажить случайного зрителя, который пришел только развлечься, хватает визуальной культуры, чтобы не забыть любителя кино, и достает ума, чтобы дать простор человеку, привыкшему растекаться мыслью по экрану.