Где-то в глухой прусской деревушке на стыке веков, в полутемном и душном трактире сидели два старых друга. Один был здешним фермером, низким и кряжистым, с лицом, цветом больше напоминавшем большую редиску. Второй - столь же широк в плечах, но на голову выше, с темной бородой и выправкой военного, заметной даже после трех кувшинов местной браги. Парочка уже давно перешла с обсуждения жизни на сплетни и слухи:
-... кузнец за ним тогда еще часа два по всему селу гонялся, клялся заковать по пояс в железо и выкинуть ключ в озеро.
- Бедняга. Впрочем, головой еще и думать надо, а не только суп есть. Нечего было дочке кузнеца такое предлагать, да еще и вслух. Но это все цветочки. У нас на фронте байка ходила о полке проклятых.
- Ну-ка, ну-ка..
- Да что там говорить, сам толком не знаю. Бают вроде, что полк тот наемный состоит из людей, кому нечего больше терять. Висельники всякие, или те, у кого родных в селах во время набегов спалили. Даже купцы бывшие, мол, там есть.
- Вот про купцов как пить дать брешут. Ты представь этих толстобрюхов мечами машущих. От смеха помрешь.
- Смех смехом, а про предводителя ихнего мне только шепотом рассказывали, да и не самые трусливые ребята, хочу сказать.
- Так уж и не трусливые, раз шепотом байки пересказывают?
- А ты поверь. Я с ними не раз бок о бок дрался. Но да ладно, не о них речь. Командир проклятых, поговаривают, своими руками спалил все, что ему когда-то было дорого в жизни. Говорят, он невестку свою со света сжил, толи по ошибке, толи из ревности - слухи разнятся. Но что все в один голос твердят, так это то, что повредился он в уме маленько после этого, стал во всех девушках видеть ту, кого он погубил. И странной смертью эти несчастные погибали.
- Вот уж действительно байки.
- Может и байки, а может и нет, но полк тот везде на передовых участвовал, везде в самой гуще свалки бывал и часто враги их бежали с поля боя. Но что меня побудило о них вспомнить, так это дума одна: понимаешь, среди наемников собственная шкура всего дороже, так всегда было и так всегда будет. А этим беднягам даже собственной жизни уже не жалко. Видимо, потерять что-то вовне гораздо больнее, чем потерять голову. Так что ты, эта, береги своих если что.
  Они помолчали, допили брагу и обнявшись, разошлись кто куда: крестьянин к своему дому, жене и трем сорванцам, а высокий - в полк, что стоял лагерем трех верстах от деревеньки.