Моя девушка, предназначенная Всевышним... Находясь рядом с ней, я всегда чувствовал себя уверенно, спокойно, мелодично, словно превращался в мудрого Будду. Это сравнимо с тем, когда ты ещё ребенком аккуратно или хаотично строишь свой первородный мир, откровенно желая что бы он расширился, стал ещё больше, красочней и интересней, и с обнажённого детства знаешь лишь крыльцо парадной с трещинками по краям древесного покрытия... чуть позднее твои познания расширяются постепенно увядающим ещё тогда двором и только годам к 15 я научился выходить сквозь паутины зрелых, наркотических лабиринтов из бетонных джунглей на большой холм близ вечернего района, где от изумления открывал рот, впитывая раскрывающуюся природную красоту, и не смел моргать глазами, что точно оптический сканер, теперь насквозь видят всё и каждого...

Обещали вернуться даже после смерти, обещали быть вместе и навсегда, обещали - быть. Просто - быть, сопротивляться несправедливости, среди этих молчаливых или говорящих туловищ с материалистичным характером отпущенного времени... Что притягивало живших когда-то под одним шатром, под весенним солнцем, под усталыми дюнами прошлых воспоминаний... С одними мечтами и только на двоих; быть может нам не дано знать истинности, и мы продлевали бездонное молчание, в которое прокажённые одиночеством внимали миллионами лет, через стекающие слёзы непонимания по пустым окнам, капли солоноватой влаги, растворяющие исписанные листы, смешиваясь с раскалёнными углями чужой ненависти...

Наш одинокий мир отныне наполнялся запахом болотной сырости, стойким предчувствием неизвестного, ощущением бесконечного ожидания, которое в лёгком стеснении физического страха перед вечностью, оставалось в потайном секторе подсознания, приглушаемого ветрами безвозвратно исчезающих иллюзий...
Я выпускал густой дым и он растворялся в небольшом расстоянии от меня, что-то невидимое уносило прошлое, возвращая с ещё большей силой обратно. Где-то глубоко внутри я почувствовал настоящую радость вдохновения, ведь теперь мало что можно назвать "радостью", не имеющей ничего общего с обаятельными, но холодными улыбками доморощенных критиков человеческой правды.