Согласно устному рассказу Ираклия Андроникова, исходно (в конце 1920-х годов) фраза звучала: «Кудматая бокра штеко будланула тукастенького бокрёночка».
Глокая куздра — древнейший мем, придуманный аж в 1928 году филологом Л. В. Щербой, как пример искусственной фразы, в которой все корневые морфемы заменены на бессмысленные сочетания звуков. Фраза создана для иллюстрации того, что многие семантические признаки слова можно понять из его морфологии и полностью звучит, как «Гло́кая ку́здра ште́ко будлану́ла бо́кра и кудря́чит курдю́чит курдя́чит бокрёнка».
Идейно схожими выражениями вполне можно считать сепульки, лятор, упячку а также известные по произведениям Людмилы Петрушевской «Пуськи Бятые» и «Бармаглота» у Льюиса Кэролла. Также следует отметить противоположные выражения типа Батарея или, например, фразы «en.w:Colorless green ideas sleep furiously» - грамматически верной и составленной из осмысленных слов, но не имеющей смысла в целом.
Бармаглот — вероятно, первая попытка ввести в язык несуществующие слова, подчиняющиеся, тем не менее, всем законам языка. Первое четверостишие практически целиком состоит из несуществующих слов, за исключением служебных (и в этом родственно глокой куздре):
'Twas brillig, and the slithy toves
Did gyre and gimble in the wabe;
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.
'Beware the Jabberwock, my son!
The jaws that bite, the claws that catch!
Beware the Jujub bird, and shun
The frumious Bandersnatch!'
He took his vorpal sword in hand:
Long time the manxome foe he sought —
So rested he by the Tumtum tree,
And stood awhile in thought.
And as in uffish thought he stood,
The Jabberwock, with eyes of flame,
Came whiffling through the tulgey wook,
And burbled as it came!
One, two! One, two! And through and through
The vorpal blade went snicker-snack!
He left it dead, and with its head
He went galumphing back.
'And has thou slain the Jabberwock?
Come to my arms, my beamish boy!
O frabjous day! Callooh! Callay!'
He chortled in his joy.
'Twas brillig, and the slithy toves
Did gyre and gimble in the wabe;
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.
Варка́лось. Хливкие шорьки́
Пыря́лись по наве́,
И хрюкота́ли зелюки́,
Как мю́мзики в мове́.
О бойся Бармаглота, сын!
Он так свирлеп и дик,
А в глуше рымит исполин —
Злопастный Брандашмыг
Но взял он меч, и взял он щит,
Высоких полон дум.
В глущобу путь его лежит
Под дерево тумтум.
Он стал под дерево и ждет,
И вдруг граахнул гром —
Летит ужасный Бармаглот
И пылкает огнем!
Раз-два, Раз-два! Горит трава,
Взы-взы — стрижает меч,
Ува! Ува! И голова
Барабардает с плеч!
О светозарный мальчик мой!
Ты победил в бою!
О храброславленный герой,
Хвалу тебе пою!
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.
…
— «Бармаглот», перевод Дины Орловской
Сварнело. Провко ящуки
Паробуртелись по вселянке
Хворчастны были швабраки
Зелиньи чхрыли в издомлянке.
«Сын! Джаббервокка берегись:
Ужасны клюв его и лапа.
И птицы Джубджуб стерегись
И опаужься Бендерцапа!»
Взяв свой чумеч, он шел на шум,
Искал врага кровавологи
И подле дерева Тумтум
Остановился на дороге.
Стоит грозумчив и гневок, —
Вдруг огнеглазый и рычащий,
Дымясь восторгом, Джаббервокк
Летит к нему глумучей чащей.
Но вкривь-вкось чумеч кривой
Чикчикает над Джаббервокком,
И вот с отрубленной главой
Герой несется торжескоком.
«Как? Он убил его? Смотри!
Хитральчик мой, сынок лучавый!
О, харара! О, харара!
Какой денек героеславый»
— «Баллада о Джаббервокке», перевод В. и Л. Успенских, 1940 год
Было супно. Кругтелся, винтясь по земле,
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле,
Зеленавки хрющали порой.
«Милый сын, Верлиоки беги как огня,
Бойся страшных когтей и зубов!
Бойся птицы Юб-Юб и послушай меня:
Неукротно свиреп Драколов.»
Вынул меч он бурлатный тогда из ножон,
Но дождаться врага все не мог:
И в глубейшую думу свою погружен,
Под ветвями Тум-Тума прилег.
И пока предавался он думам своим,
Верлиока вдруг из лесу — шасть!
Из смотрил его жар, из дышил его — дым,
И, пыхтя, раздыряется пасть.
Раз и два! Раз и два!… Окровилась трава..:
Он пронзил Верлиоку мечом.
Тот лежит не живой… А с его головой
Скоропясь полетел он скачом!
«Сын, ты зло погубил, Верлиоку убил!
Обними меня — подвиг свершен.
Мой Блестянчик, шала!… Урла-лап! Курла-ла!»
Заурлакал от радости он… и т. д.
— «Верлиока», перевод Татьяны Щепкиной-Куперник
Розгрень. Юрзкие хомейки
Просверстели весь травас.
Айяяют брыскунчейки
Под скорячий рычисжас.
«Сын мой, бойся Тарбормота!
Он когтист, клыкаст и лют!
Не ходи через болото:
Там ведь Цапчики живут!»
Вострый меч берет он в руки,
Стрембежит в лесной овраг
И в овраге у корняги
Ждет, когда нагрянет враг.
Тяглодумчиво стоящий
Ожидает он, и вот,
Бурворча, бредет сквозь чащу
Пламеглазый Тарбормот.
Он как крикнет! Меч как жикнет —
Голова летит долой!
С ней под мышкой он вприпрыжку
Возвращается домой.
«Победитель Тарбормота!
Дай тебя я лобзниму!
Урробраво! Привеслава!» —
Говорит отец ему.
Розгрень. Юрзкие хомейки
Просвертели весь травас.
Айяяют брыскунчейки
Под скорячий рычисжас.
— «Тарбормошки», перевод А. А. Щербакова, 1969 год
Сверкалось… Скойкие Сюды
Волчились у развел.
Дрожжали в лужасе грозды,
И крюх засвиревел.
«Ты Умзара страшись, мой сын!
Его следов искать не смей.
И помни: не ходи один
Ловить Сплетнистых Змей!»
Свой чудо-юдоострый меч
Он взял и двинулся вперед,
Но — полон дум — он под Зум-Зум
Раскидистый идет.
И вот, пока он крепко спал,
Явился Умзар огневой,
И он на Рыбцаря напал:
Ты слышишь звонкий вой?
Да, чудо-юдоострый меч
Сильнее Умзара стократ!
Зверой побрит, Герой спешит,
Спешит споржественно назад.
«Я побредил его, Старик!
Позволь, тебя я обниму!» —
«Вот это час, вот это миг!» —
Отец сказал ему.
Сверкалось… Скойкие Сюды
Волчились у развел.
Дрожжали в лужасе грозды,
И крюх засвиревел.
* В детективе Александры Марининой «Убийца поневоле» встречается персонаж — бывший уголовник по кличке Бокр, который взял себе это прозвище, прочитав в тюремной библиотеке книгу Успенского «Слово о словах».
* Точная фраза Щербы до сих пор неизвестна. Сам он произносил её в разное время по-разному, и верификация изначального варианта, судя по всему, невозможна.
* Ещё в декабре 1863 года Льюис Кэрролл после любительского спектакля «Альфред Великий» прочёл гостям четверостишье (состояло целиком из несуществующих слов, за исключением служебных, чем формально было родственно глокой куздре), которое позже использовал как первую и последнюю строфу баллады «Бармаглот», приведённой в книге Алиса в Зазеркалье. «Бармаглот», вероятно, самая известная попытка ввести в язык несуществующие слова, подчиняющиеся, тем не менее, всем законам языка.
* В середине XX века лингвист Ч. К. Фрайз (Fries) изучал восприятие аналогичного текста «Woggles ugged diggles» студентами и преподавателями.
Людмила Стефановна Петрушевская
Пуськи бятые
Сяпала Калуша с калушатами по напушке. И увазила бутявку, и волит:
- Калушата! Калушаточки! Бутявка!
Калушата присяпали и бутявку стрямкали. И подудонились.
А Калуша волит:
- Оее! Оее! Бутявка-то некузявая!
Калушатa бутявку вычучили.
Бутявка вздребезнулась, сопритюкнулась и усяпала с напушки.
А Калуша волит калушатам:
- Не трямкайте бутявок, бутявки любые и зюмо-зюмо некузявые. От бутявок
дудонятся.
А бутявка волит за напушкой:
- Калушата подудонились! Калушата подудонились! Зюмо некузявые! Пуськи
бятые!
