Я пишу тебе, сестрица,
    Только быль – не небылицу.
    Расскажу тебе точь в точь,
    Шаг за шагом брачну ночь.

    Ты представь себе, сестрица,
    Вся дрожа, как голубица,
    Я стояла перед ним,
    Перед коршуном лихим.

    Словно птичка трепетало
    Сердце робкое во мне,
    То рвалось, то замирало…
    Ах, как страшно было мне.

    Ночь давно уже настала,
    В спальне тьма и тишина,
    И лампада лишь мерцала
    Перед образом одна.

    Виктор вдруг переменился,
    Стал как-будто сам не свой,
    Запер двери, возвратился,
    Сбросил фрак с себя долой.

    Побледнел, дрожит всем телом,
    С меня кофточку сорвал…
    Защищалась я несмело —
    Он не слушал, раздевал.

    И бесстыдно все снимая,
    Он мне щупал шею, грудь,
    Целовал меня, сжимая,
    Не давал мне вздохнуть.

    Наконец, поднял руками,
    На кроватку уложил.
    «Полежу немного с Вами»,
    весь дрожа он говорил.

    После этого любовно
    Принялся со мной играть.
    А потом совсем нескромно
    Стал рубашку поднимать.

    И при этом полегоньку
    На меня он сбоку лег.
    И старался по-маленьку
    Что-то вставить между ног.

    Я боролась, защищалась,
    Отбивалася рукой —
    Под рукою оказался
    Кто-то твердый и живой.

    И совсем не поняла я,
    Почему бы это стало:
    У супруга между ног
    Словно вырос корешок.

    Виктор все меня сжимая
    Мне покоя не давал, —
    Мои ноги раздвигая,
    Корешок туда совал.

    Я из силы выбивалась,
    Чтоб его с себя столкнуть.
    Но напрасно я старалась —
    Он не дал мне и вздохнуть.

    Вся вспотела, истомилась
    И его не в силах сбить,
    Со слезами я взмолилась,
    Стала Виктора просить.

    Чтоб он так не обращался,
    Чтобы вспомнил он о том,
    Как беречь меня он клялся
    Еще бывши женихом.

    Но моленьям не внимая,
    Виктор мучить продолжал:
    Что-то с хрустом разрывая
    Корешок в меня толкал.

    Я от боли содрогнулась…
    Виктор крепче меня сжал,
    Что-то будто вновь рванулось
    Внутрь меня. Вскричала я.

    Корешок же в тот же миг
    Будто в сердце мне проник.
    У меня дыханье сжало,
    Я чуть-чуть не завизжала.

    Дальше было что – не знаю,
    Не могу тебе сказать.
    Мне казалось: начинаю
    Я как будто умирать.

    После этой бурной сцены
    Я очнулась, как от сна.
    От какой-то перемены
    Сердце билось, как волна.

    На сорочке кровь алела,
    А та дырка между ног
    Стала шире и болела,
    Где забит был корешок.

    Любопытство – не порок.
    Я, припомнивши все дело,
    Допытаться захотела:
    Куда делся корешок?

    Виктор спал. К нему украдкой
    Под сорочку я рукой.
    Отвернула… Глядь, а гадкий
    Корешок висит дугой.

    На него я посмотрела,
    Он сложился грустно так.
    Под моей рукой несмелой
    Подвернулся как червяк.

    Ко мне смелость возвратилась —
    Был не страшен этот зверь.
    Наказать его хотелось
    Хорошенько мне теперь.

    Ухватив его рукою,
    Начала его трепать.
    То сгибать его дугою,
    То вытягивать, щипать.

    Под рукой он вдруг надулся,
    Поднялся и покраснел.
    Быстро прямо разогнулся,
    И как палка затвердел.

    Не успела я моргнуть, —
    На мне Виктор очутился:
    Надавил мне больно грудь,
    Поцелуем в губы впился.

    Стан обвил рукою страстно,
    Ляжки в стороны раздвинул,
    И под сердце свой ужасный
    Корешок опять задвинул.

    Вынул, снова засадил,
    Вверх и стороны водил,
    То наружу вынимал,
    То поглубже вновь совал.

    И прижав к себе руками,
    Все что было, сколько сил,
    Как винтом между ногами
    Корешком своим водил.

    Я как птичка трепетала,
    Но не в силах уж кричать,
    Я покорная давала
    Себя мучить и терзать.

    Ах, сестрица, как я рада,
    Что покорною была:
    За покорность мне в награду
    Радость вскорости пришла.

    Я от этого страданья
    Стала что-то ощущать.
    Начала терять сознанье,
    Стала точно засыпать.

    А потом пришло мгновенье…
    Ах, сестрица, милый друг,
    Я такое наслажденье
    В том почувствовала вдруг.

    Что сказать про то нет силы
    И пером не описать.
    Я до смерти полюбила
    Так томиться и страдать.

    За ночь раза три бывает,
    И четыре, даже пять
    Милый Виктор заставляет
    Меня сладко трепетать.

    Спать ложимся, первым делом
    Муж начнет со мной играть,
    Любоваться моим телом,
    Целовать и щекотать.

    То возьмет меня за ножку,
    То мне грудку пососет…
    В это время понемножку
    Корешок его растет.

    А как вырос, я уж знаю,
    Как тут надо поступать:
    Ноги шире раздвигаю,
    Чтоб поглубже загонять.

    Через час-другой, проснувшись,
    Посмотрю, мой Виктор спит.
    Корешок его согнувшись
    Обессилевший лежит.

    Я его поглажу нежно,
    Стану дергать и щипать.
    Он от этого мятежно
    Поднимается опять.

    Милый Виктор мой проснется,
    Поцелует между ног.
    Глубоко во мне забьется
    Его чудный корешок.

    На заре, когда так спится,
    Виктор спать мне не дает.
    Мне приходится томиться,
    Пока солнышко взойдет.

    Ах, как это симпатично.
    В это время корешок
    Поднимается отлично
    И становится как рог.

    Я спросонок задыхаюсь,
    И тогда начну роптать.
    А потом, как разыграюсь,
    Стану мужу помогать.

    И руками, и ногами
    Вокруг него я обовьюсь,
    С грудью грудь, уста с устами,
    То прижмусь, то отожмусь.

    И сгорая от томленья,
    С милым Виктором моим
    Раза три от наслажденья
    Замираю я под ним.

    Иногда и днем случится —
    Виктор двери на крючок,
    На диван со мной ложится
    И вставляет корешок.

    А вчера, представь, сестрица,
    Говорит мне мой супруг:
    Прочитал я в газете
    О восстании славян.

    И какие только муки
    Им пришлось переживать,
    Когда их башибузуки
    На кол начали сажать.

    – Это верно очень больно? —
    Мне на ум пришло спросить.
    Рассмеялся муж невольно
    И… задумал пошутить.

    – Надувает нас газета, —
    Отвечает мне супруг, —
    Что совсем не больно это
    Докажу тебе мой друг.

    Я не турок, и, покаюсь,
    Дружбу с ними не веду,
    А на кол, уж я ручаюсь,
    И тебя я посажу.

    Обхватил меня руками
    И на стул пересадил.
    Вздернул платье и рукою
    Под сиденье подхватил.

    Приподнял меня, поправил
    Себе что-то, а потом
    Поднял платье и заставил
    На колени сесть верхом.

    Я присела, и случилось,
    Что все вышло по его:
    На колу я очутилась
    У супруга своего.

    Это вышло так занятно,
    Что нет сил пересказать.
    Ах, как было мне приятно
    На нем прыгать и скакать.

    Сам же Виктор, усмехаясь
    Своей шутке, весь дрожал.
    И с коленей, наслаждаясь,
    Меня долго не снимал.

    – Подожди, мой друг Анетта,
    Спать пора нам не пришла.
    Не уйдет от нас подушка,
    И успеем мы поспать.
    А теперь не худо, душка,
    Нам в лошадки поиграть.

    – Как, в лошадки? Вот прекрасно!
    Мы не дети, – я в ответ.
    Тут он обнял меня страстно
    И промолвил: – Верно, нет.

    Мы не дети, моя милка,
    Но представь же, наконец,
    Будешь ты моя кобылка,
    А я буду жеребец.

    Покатилась я со смеху.
    Он мне шепчет: "Согласись.
    А руками для успеху
    На кроватку обопрись".

    Я нагнулась. Он руками
    Меня крепко обхватил.
    И мне тут же меж ногами
    Корешок свой засадил.

    Вновь в блаженстве я купалась,
    С ним в позиции такой.
    Все плотнее прижималась,
    Позабывши про покой.

    Я большое испытала
    Удовольствие опять.
    Всю подушку искусала
    И упала на кровать.

    Здесь письмо свое кончаю.
    Тебе счастья я желаю.
    Выйти замуж и тогда
    Быть довольною всегда.