Суеверный, словно привратник

Вдохнули слабый аромат печальных свечей,
Когда Смерть оставила свой след
На гребне, увенчанным холодными слезами Графини.

Суеверный, словно злосчастный привратник,
Дом Батори покрыт пеленой
Под печальным мрачным фасадом.

И если бы я только смог рыдать,
Оплакивая Её,
Я бы сжал Её в своих объятиях,
Словно выброшенную на берег штормом Афродиту,
Потонувшую в китерианских потоках.

И поцеловал бы Её,
Ведь только от неё одной
Мои губы познали бы
Тайны тенистых аллей.

Там, где наслаждение и беспощадная боль
Овладели плотью,
Дыхание оледенело,
И жизнь могла лишь хрипло шептать.

Погружённая в ночной мрак.

Вдыхая бледный свет убывающей луны, что тихо крался
Сквозь склеп Её властителя, чей сон был так чуток.

Погружённая в ночной мрак.

Выдыхая стенания похоронного звона, что звенит для вдов,
Становлюсь вечной ночью, что вошла в Её душу.



II. Убийство воронов на фуге

Теперь разглагольствования серых небес
Были направлены к отмщению за жизнь,
Черви и сапфики
Требовали уничтожить род.

Мания величия осудила отвращение
К разглядываемому проклятому стеклу, свободному от заклятий в фамильном склепе,
Окружённому символами культа Её порочных сестёр.

С непринуждённостью палача Она затягивала петли
На связанных Архангелах в загробных мирах,
Бросив их из света в ночь,
Свергая на землю, где их мучения обретали новую силу.

Но вскоре
Её карты Таро показали,
Что разношёрстная молва распространится подобно опухоли,
Возрастёт
И погубит Её звёзды.
Но всё же шрамы
Улучшат горькие истины
Холодных кровопролитий.

Поднялись тела
И плотной толпой
Преследовали Её из своих
Опустевших могил,
Когда волки выкопали их
Преданные земле лона,
Где суровые морозы с большим трудом
Не позволяли их ранам сгнить.

Они проникли в глубины Её души,
Завладев своим ядом, они улетели,
Словно убийцы воронов на фуге.

И знания об их восторгах
Разбило бы вдребезги Её мечты.
Она рвала почерневшие книги, чтобы отсрочить вечные муки,
Накликали погибель все её враги.

И вот, в канун Всех Святых,
Она приняла,
Словно Беллона, удар
Нанесённый врагами.
Кровожадные сёстры разделили
Её страдания,
Быстро пересекая запятнанные плиты замка
К Её экипажу, снаряжённому для побега.

Но Она знала, что должна выстоять эту ночь,
Хотя в ней поселился страх, и луна была подобно мёртвой голове,
Словно убийца воронов на фуге.

И каждый, под маской, украшенной драгоценными камнями,
Застыл от ужаса, страх обесцветил яркие глаза.
Её танец
Отражался в широких зеркалах.
И все видели Её недобрый конец,
Гибель пировала на том балу...



III. Глаза, что видели безумие

В эпоху, распятую на гвоздях веры,
Когда ряд чучел Христа губили целые земли,
Надменная Графиня породила обсидианового призрака,
Бросившая вызов бездне, так как знала о своём проклятии.
Её жизнь нашёптывала печаль, словно траурный марш,
Безумная и томящаяся, одержимая и очарованная,
Вместе с теми, кто поддался её бессердечию,
Сломилась под неистовостью своего танца.
Пламенные вихри пронеслись сквозь терновник,
И Её нежные розы заросли чёрным шиповником.

Она требовала себе рай, и была в вечных поисках
Эликсира молодости, создаваемого из невинных девушек.
Её лесбийские фантазии
Дошли до крайностей,
Пока Она десятилетиями безнаказанно
Исцелялась шёлковистой кровью.

Но пришёл конец Её царствованию,
Её Чёрные боги слишком крепко спали,
Чтобы внимать Её просьбам.
Её надзирателей скрутили
Вместе с проклинающим священником,
Который бормотал обряды
Глубокой ночью,
Когда девы окрашивали ржавой кровью свои простыни.

Она оставалась гордой,
Когда Её злодеяния были раскрыты,
И развратно припала к крестьянским губам,
Ухмыляясь сквозь пламя,
Которое облизывало её лона всё выше,
Причиняя боль лонам соучастниц.

Таков конец этой безумной истории, заслуживающей внимания.
И хотя благородный аристократский род
Смог избежать погребального костра,
Расплата за Её преступления не могла быть отсрочена.

Одна лишь Смерть могла сделать Её вольной,
Навеки отделённую от трепета наступающей ночи.

«Духи избежали расправы,
Я сгниваю, одна, безумная...
Там, где лес тихо оплакивает меня красными слезами,
Среди сосен и спутанного аконита,
Вне этих стен, там, где меня приговорили
К мраку суровой могилы,
Я бреду, охваченная роковым безумием,
Что был послан бледным светом невинной луны.
Те, кому не написали некрологов,
Управляют всеми творениями земли,
В то время как я сдаюсь смерти,
Чей медленный, холодный поцелуй противится возрождению.
Моё последнее желание завещается судьбой,
Моя красота увядает, становится незримой...
Я спасаюсь от пары чёрных глаз, что пришли забрать
Мою душу к покою, или же в Ад за компанию...»