Автор анонимный, история реальная, произошла у нас, в Риге.

Раннее утро 8 марта. Будильник зазвенел и, даже не успев как следует начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте я оделся, тихо прикрыв входную дверь, направился к Лубанскому базару. Стало светать.
Я бы не сказал, что погода была весенней. Ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него голову, я приближался к базару. Я ещё за неделю до этого решил, что никаких роз, только весенние цветы… Праздник же весенний.
Я подошёл к базару. Перед входом стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были мимозы. Я подошёл. Да, цветы действительно красивы.
- А кто продавец? – спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас я почувствовал, какой ледяной ветер.
- А ты, сынок, подожди, она отошла ненадолго, щас вернётся, - сказала тётка, торговавшая по соседству солёными огурцами.
Я стал в сторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины – дочка и жена. Напротив меня стоял старик.
Сейчас я не могу сказать, что именно, но в его облике меня что-то привлекло. Старомодный плащ, фасона 1965 года, на нём не было места, которое не было бы зашито. Но этот штопаный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки были начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нём просто отвалилась. Из-под плаща была видна старая, почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Лицо, его лицо было обычным лицом старого человека, вот только во взгляде было что-то непреклонное и гордое, несмотря ни на что.
Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть небритым в такой день. На его лице было с десяток порезов, некоторые их них были заклеены кусочками газеты.
Деда трясло от холода, его руки были синего цвета, но он стоял на ветру и ждал. Какой-то нехороший комок подкатил к моему горлу. Я начал замерзать, я продавщицы всё не было. Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый, измученный бедностью человек. И ещё я просто почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности.
К корзине подошла продавщица. Дед робким шагом двинулся к ней. Я тоже подошёл поближе и остался чуть позади мужчины.
- Хозяюшка, милая, а сколько стоит одна веточка мимозы? – дрожащими от холода губами спросил дед.
- Так, а ну вали отсюдова, алкаш, попрошайничать надумал, давай вали! – прорычала продавщица.
- Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью, мне бы одну веточку… Сколько она стоит? – тихо спросил дед.
Я стоял позади него и чуть сбоку. Я увидел, что у него в глазах стояли слёзы.
- Одна, ды буду я с тобой возиться, алкашня, давай, вали! – рыкнула продавщица.
- Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, - так же тихо произнёс дед.
- Ладно, для тебя, алкаш, два лата ветка, - с какой-то ухмылкой сказала продавщица. На её лице проступила ехидная улыбка.
Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежали три монетки по 50 сантимов.
- Хозяюшка, это всё, что у меня есть, может, найдёшь для меня веточку на полтора лата?
Я видел его глаза. До сих пор я никогда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины. Дед трясся от холода, как лист бумаги на ветру.
- На полтора тебе найти, алкаш, щас я тебе найду, - прогорлопанила цветочница.
Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась…
- На, держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари, - дико захохотала эта дура.
В синей от холода руке деда я увидел ветку мимозы, она была сломана посередине.
Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая слушать его, ломалась пополам, и цветы смотрели в землю. На руку деда упала слеза. Он стоял, держал в руке поломанный цветок и плакал.
- Слышишь ты, сволочь, что же ты делаешь? – начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком.
Видимо, в моих глазах было что-то таоке, что торговка-перекупщица тут же побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня, как мышь на удава, и молчала.
- Дед, а ну подожди, - сказал я, взяв старика за руку. – Ты, курица тупая, сколько стоит твоё ведро, отвечай быстро и внятно, - еле слышно, но очень понятно прошипел я.
- Э… а… ну… Я не знаю, - промямлила торговка.
- Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит ведро?
- Наверно, латов 20, - ответила она.
Всё это время дед непонимающе смотрел то на меня, то на продавщицу. Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду.
- На, отец, бери и иди поздравляй свою жену, - сказал я.
Слёзы, одна за другой, покатились по морщинистым щекам старика. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал. Он мотал головой в знак отказа и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку мимозы.
- Хорошо, отец, пошли вместе, - сказал я и взял его под руку.
Я нёс цветы, дед свою поломанную ветку, мы шли молча. По дороге я потянул деда в гастроном. Купил торт и бутылку красного вина. И тут вспомнил, что так и не купил цветы для своих женщин.
- Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль эти 20 латов, а тебе с поломанной веткой идти к жене негоже, сегодня же 8 марта, бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй.
У деда задрожали губы, из глаз вновь хлынули слёзы. Они текли по его щекам и падали на плащ. Больше я не это смотреть не могу, у меня самого слёзы стояли в глазах.
Я буквально силой спихнул деду в руки цветы, вино и торт, развернулся и сделал шаг к выходу.
- Мы 45 лет вместе… Она заболела… Я не мог её оставить сегодня без подарка, - тихо сказал старик. – Спасибо тебе, сынок…
Я бежал по улице, даже не понимая, куда бегу. Затем, опомнившись, сел в троллейбус и поехал к Пурвциемскому рынку. Там тоже продавали мимозы…