Она жила своей закрытой, как частная вечеринка, жизнью, открывая двери клуба ранимой души только VIP персонам, проверенным временем, но до конца так никого и не пускала в лабиринты сознания. Её мировоззрение и жизненные устои не были четко сформированы то ли в силу возраста, то ли в абсолютном неумении учиться как на ошибках других, так и на своих собственных.
Она была влюбчива. Чрезвычайно влюбчива и в дни, когда в её голове протекала химическая реакция, под названием "любовь", она переставала жить для друзей, для родителей, для себя в конце концов. Только ради него и для него. Такие люди умирают от любви или в любви или за любовь.

Для неё переставала существовать рутина или какие-либо бытовые проблемы, волновало лишь чувство, пьянящее подобно красному болгарскому вину. Она быстро находила цели в жизни и так же быстро их теряла, так же быстро как приходила и уходила в её жизнь любовь. Ошибочно было бы думать, что она меняла мальчиков, подобно настроению. Нет. Она действительно любила.
Любила часто. Она была с умом от плоти и от сердца одновременно. Секс и любовь были двумя из трёх самых важных ингредиентов её жизни. Третьим был допинг. Тогда её любовью был героиновый мальчик со стеклянными глазами и сердцем железного дровосека.
Организм был занят только одной задачей - закинуться и улететь. Восприятие было сдвинуто за границы реальности, но где-то на подсознательном уровне понимал cвою зависимость от неё, потребность в общении и любви. Со временем, несмотря на запреты родителей, они сняли квартиру и стали жить вместе. Её не настораживали его частые перепады настроения – это просто вошло в привычку. Иногда, сидя вместе на старом диване, и просто смотря в экран телевизора она чувствовала такую теплоту, что трудно почувствовать  засунув руку в кипяток. Она задумывалась о детях, но понимала абсурдность своих мыслей из за его образа жизни.

Однажды, отбегав с утра по магазинам и приятно удивив его ужином она подняла тему потомства. Благодушие моментально сменилось на ярость и агрессию. На неё выливались, как осенний дождь с градом, обвинения в непонимании и нежелании понять. Эти припадки сменялись приступами жалости к самому себе.
Он хотел вырваться из потустороннего мира и задуматься над чем-то большим, чем доза. Иногда, создавая любовь, она плакала. Плакала от понимания того, что сейчас ей необычайно хорошо и что однажды внезапно это может закончиться. Потом он стал постепенно увядать, подобно цветку. Глаза больше не блестели стеклом, а выражали тупую боль, съедающую изнутри.

Именно по этим глазам она поняла, что что-то не так. Несмотря на его отговорки и нежелание она все же отвела его в ближайший стационар для общего анализа. За результатами пошла одна, оставив его дома в наркотической идиллии с самим собой.
В карточке результатов синей, шариковой ручкой были небрежно выведены острым медицинским почерком непонятный диагноз. На простом языке это значило истощение организма. Словно кто-то его ел изнутри. Невидимый зверь. Героин. Она шла домой, не замечая прохожих и луж под ногами. Шла и думала о своем будущем, о их будущем, которого не было, но она так не хотела в это верить. Вернувшись домой, она обнаружила его окруженного группой людей, которых он называл друзьями. Она больше не могла смотреть на то, как он аккуратно заворачивает рукав и ищет невидимые вены, куда уколоть инъекцию от жизни.

Она ушла.

Долго бродила по набережной, наблюдая за укутанными в шарфы людей, спешащими в мутном потоке, подобно сперматозоидам. Наблюдала за манящим электрическим светом окон, за которыми люди любили, растили детей и просто жили. Слышала лай собак. Слышала звонкий детский смех, раскатистый мужской хохот и сплетни бабушек, занимающих оборонительную позицию на лавочке.
Так прошли часы, за горизонтом постепенно начало восходить огненное солнце, был виден блеск каждой снежинки и из какого-то дешевого кафе так ароматно пахло суррогатом, называемым кофе.
Она увидела жизнь. Она вернулась к искусственной "жизни", вернувшись домой. Он лежал на том же старом диване, где они когда то были счастливы, лицом к стене. Она подошла, чтоб поцеловать и укрыть одеялом эту физическую оболочку, оставшуюся от её любимого человека. И увидела раскрытые веки, те места, где обычно бывают зрачки зияли маленькими черными дырами в дымчатом облаке радужной оболочки. Они не выражали ничего, кроме холода. Они не выражали ничего, кроме смерти. Его не стало. Она это поняла позже, просидев на прохудившемся паркете около часа и постоянно повторяя его имя.
Был поставлен диагноз-передозировка. Врачи разводили руками и сыпали соболезнованиями. Позже, когда увезли родное тело, где была известна каждая родинка и царапина, она легла на его место и единственным желанием было одно - уснуть.
Уснуть навсегда. Она открыла глаза, собираясь встать и уйти за ним, и глаза устремились на надпись, сделанную обломком карандаша, на котором синим мерцали буквы…
Там было написано всего три неразборчивых слова.

Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.
Его последние слова, его последние мысли.

Прошел год, но она не смогла вернуться ко своей прежней легкомысленной жизни, она жила для него. Ради него. Он часто ей снился, часто снилась надпись, сделанная бесплатным карандашом на пожелтевших обоях…