Первый раз это получилось случайно. Я чувствовал по атомам, что такое красиво и это "красиво" осело на листок бумаги сжатым детским почерком. Ломаный почерк, ломавшийся в сторону индивидуальности, венчал всё странное безобразие - сочинение ученика 7-ого класса. До этого было много и во всем сделано - что можно было бы назвать попытками стихов и прозы, лишь с натяжкой.

От примитивной бытовой хореографии, которая заложила кирпич в стену уличной гимнастики на бетоне, до обучения "жизнь-смерть" в 14 лет с людьми, которые много трудились, дабы попасть в ранг "опытных". Прибавьте сюда еще первые неокрепшие симптомы паранойи и бумага, испорченная моей фантазией, которая едким словом описывала вещи, о которых сверстники моего окружения даже не думали.
В их голове была жесткая, совсем не детская мечта. У меня она обломилась... на том самом моменте, когда я осуществил на бумаге заскорузлую идею моего знакомого о суициде. Низко художественная картинка поразила учительницу, возможно, это была её критическая точка воспламенения или непредсказуемость мышления детского мозга. Позировать же пришлось мне – изображая стыд, втискивая раскаявшиеся слезы в свою душу от этой язвительной дамы, когда мой текст сдали под рокот сводного ужаса.

Но я забрел далеко от того сочинения. Написать быстрее - тоже было задачей не из простых, я хотел тихо встать и побежать домой закрыв дверь в три моих роста и пусть во второй половине дня солнце не освещало мою комнату, когда в срок две недели мой мир покинула череда близких людей безвозвратно... тот полумрак родил во мне первое ощущение покинутости и свободы не пересекаться мыслями, закрыть сердце от большинства представителей общественности, как и попутно познакомиться с лезвием бритвы – я не читал тогда слишком заумных книг, я воевал скорее, впервые выбрав психологического движения, попробовав сигарету и поставив в кассетную деку какой-то душещипательный альбом, разумеется оставив все карательные события за кадром, кои послужили выбором продолжать так жить.

Симптомы усиливались, с каждым днём - я примыкал к рейтингу увлеченных письмом, пришедшим из блочных, обыденных дней, собрав единение всех мелодий, наперекор злорадному смеху инакомыслящих - оттачивая описательный навык, навык повествования... усугубляя своё эмоционально-чувственное состояние, покорявшее своей непредсказуемостью, посреди рутины происходящего с людьми.
Молитвы и поклоны каждую ночь, скрывались под гримом дневного самобичевания. С того самого майского дня в последней декаде весны - я лучше всех писал сочинения по литературе, с точки зрения идеи, погружаясь с головой в собственный мир. Орфография давеча оставалась не шибко грамотной и я всё так же не хотел читать по советам и рекомендациям. Не читая произведения, даже вкратце, не слушая пересказы "эрудитов"... Я был на своей волне - постоянно. Упиваясь и уповая.
О чем я мог писать? Мог грызть ручку, вороша пальцами мочки ушей, языком подмачивая пересохшие губы, молчаливая, полу-кислая пантомима лица. Мог бы просто топорно признаваться в любви вымышленной идеальной героине и знать, что так же оценят на высокий бал. Но я украшал и раздувал, преображал, часто специально, иногда - назло. Не было всего этого, однако интересно идти по нити собственной фантазии, что бы интриговать себя, разбивать себя внутри себя. Описывать То, что никогда не выложишь даже небольшой порцией на уста. Но позже я стал выражать написанное и в устном режиме, оценивая сторонние реакции на такой стиль психологического поведения. Это всегда интересно.

Здесь мы все те же малолетние-мечтатели со стружкой в голове и не дай бог среди нас окажется тот пресловутый знакомый!
Так помимо завивающихся кончиков волос на голове - завивалась еще и творческая воля. Воля она безразлична к тому, куда мы её отнесем: воля победителя равна воли проигравшего... В сумме вех внешних признаний. Воля как космос, ты чувствуешь её пульсацию, ты черпаешь из нее, как черпал бы воды, что бы попить, но ты знаешь, она тебе не принадлежит, просто ты занимаешь в ней какое-то место. Она вытесняет тебя, и ты ломаешься на сотни строк. Каждый раз начинать заново, каждый раз искать понимание того, за счет чего покоряются под луной контуры гордого стана "поэта-прозаика".

За счет чего - накуренные люди встают на колени...

Прощупывать точки и бить, как бьют на зловещих улицах районов до бесчувственного состояния и дальнейшего отторжения твоей плоти, насильно в грязной придорожной арке.
Ты каждый раз переходишь гору одной тропой, вытаптывая всю траву на ней, пока не остается голая земля неспособная плодородить... дергаешь кнопку включения на компьютере, пытаешься раз за разом во включенном творческом процессе, в созерцании, слушании, общении и переживании, в горе и радости - найти новый самородок.
В один прекрасный день, по прошествии времени, мне приснился лик моего усопшего в 98-ом деда.

- Дайте быть ему... - звучал голос из комнаты с потухшими лампами, освещенной только светлой энергией памяти.

Эта заочная роль, мера смирения, возможно единственная - такой низкий баритон, какой бывает у старых, умудренных горечью людей-тружеников:
- Пусть хорошим человеком станет, а там не важно, сантехником ли, или священно-служителем.
- Двойки талантом, что-то у него не исправляются по другим предметам.
В том сне - мне не было страшно, сидел как будто в зазеркалье, внимая речам: все смыслы слов менялись, казались такими взрослыми и уже постигнутыми. А в голове назревало очередное эссе, в нем все порывы звучали как-то увереннее, не по возрасту, исключая максимализм. Сжатый низко-посаженный почерк - так и остался сжатым, исправились лишь буквы... или если на потертой клавиатуре - конвейерным заводским методом в миллионы подобных копий слов, но для каждого читающихся по-своему.