Вновь нам пришлось переезжать. Почти месяц, пока не нашли мы куда переселиться, выдавливала нас Женя под противоречивыми предлогами из своей квартиры. Не смог я дать ей той энергии, что привыкла получать от окружающих. И Люда вначале в страхе произнести не то слово, произвести не то действие, постепенно поневоле училась чувствовать себя менее управляемой. Все те нелепые обиды, придирки и обвинения стала со временем воспринимать с юмором. Школа получилась великолепная. Мне оставалось с благодарностью наблюдать за процессом обучения.
Собирая и упаковывая вещи, обнаружил пропажу поясной сумки со всеми своими документами. Паспорт, трудовую книжку, мои просроченные водительские права, ненужные уже воинский билет и удостоверение инвалида Великой Отечественной войны, не хочется брать грех на душу, но, скорее всего, увел жилец, съехавший из снимаемой им комнаты за месяц до нас.
С этим удостоверением связана целая история и сейчас, по прошествии времени, она позволяет лучше осознать неповоротливость, косность и ограниченность всех этих объединений, замкнутых на самих себя, служб и организаций, общественных и государственных.
До появления Мишки на свет, нам с Людой даже мысль не приходила в наши головы что-то менять в наших жилищных условиях. И это, несмотря на то, что главные удобства были во дворе, а из остальных - плита с газовым баллоном и водопроводный кран на кухне. Уже при мне попал наш дом под какую-то плановую модернизацию и под этот кран подвели канализацию. А она была нужна потому, что если зимой в морозы кран мы забывали приоткрыть, вода в нем замерзала. Уже после рождения дочери, усилиями Людмилиного дяди была утеплена и превращена в комнатку, веранда. А я во время этой работы сделал в стенке нелегальный отвод до электросчетчика. В холода мы стали обогревать бывшую веранду и кухню троллейбусной печкой и температура там уже не опускалась ниже нуля.
Эпопея началась с того, что Мишкин крестный и мой сокурсник по техникуму вечернему, Юра Родников, будучи не совсем трезвым, спикировал со второго этажа головой в клумбу. Собутыльники из клумбы его извлекли, занесли в помещение и положили на диван в полной уверенности, что он оклемается. Не поверила в это на его счастье жена Светлана и вызвала скорую. После сложнейшей операции и трехмесячного пребывания в институте травматологии он стал там своим человеком. Была через год операция повторная и еще года два, мышцы левой части лица его не слушались.
Это он подтолкнул меня к действиям. В моей госпитальной выписке была формулировка: при исполнении обязанностей военной службы. Отец мой узнал, что по закону, в случае восстановления инвалидности, это приравнивало меня в льготах к инвалидам Отечественной войны. Привел Юрка меня в институт и познакомил с нужными людьми, от которых получил я направление в дубултскую поликлинику. Четыре месяца там старательно заполняли карточку моими рентгеновскими снимками, охами-ахами и стонами, переведенными на медицинский язык. Около месяца отлежал после этого еще в самом институте. Через пол года в поликлинике на меня было накоплено мощное досье, с которым меня направили на ВТЭК. В этой организации присвоили мне на год вторую группу и послали меня дальше, в СОБЕС. Каково же было мое удивление, когда мне, родившемуся спустя год по окончании войны, вручили то самое удостоверение инвалида Великой Отечественной. Прикрепили меня к спцмагазину, где я мог раз в неделю в строго дозированном количестве закупать то, чего в прочих магазинах просто не было. Но я проходил все эти тяготы не колбасы ради. Вооружившись заключением санэпидстанции, что деревянные конструкции дома поражены грибком, справками от домоуправления, что дом аварийный и перенаселен, кучей других и своим удостоверением, я направился в горисполком. Но оказалось, что на вполне законных основаниях, меня, как жильца дома, принадлежащего не городу, а курортному Совету, в этой организации не на льготную, а просто в очередь поставить не хотят. С тем Советом я уже был знаком и неоднократно бывал там. В нем не то, что о новой квартире, даже о каком-либо ремонте старого дома слышать опять же на законных основаниях, не хотели. Расстроенный, спускаясь с третьего этажа, увидел на двери одного из кабинетов второго, табличку «Первый секретарь горкома ВЛКСМ». В кабинете, в окружении знамен и кубков, сидел человек, чуть старше меня. Выложив на его стол все свои документы, обратился, как комсомолец к комсомольцу за помощью. Внимательно меня выслушав и перелистав подшивку, развел руками. Спросил его: «Зачем ты здесь сидишь и что делаешь?» Это посещение стало катализатором бурной реакции в другом кабинете. В разговоре с комсомольским вожаком родного пивзавода, в сердцах не сдержавшись, порвал в клочки свой членский билет и на вопрос: «Тебе, что жалко этих копеечных взносов?», ответил: «На такую проституционную организацию, да». Месяца через три узнал, что тот, самый главный комсомолец города Юрмалы, слинял из родной страны во время турпоездки по Италии.
Решил, что в моем деле может помочь доблестная Советская армия. Юрмальский военком Лысенко потерял дар речи, когда я обратился к нему и предъявил свое удостоверение. Взяв в руки, он долго его изучал. Потом, положив в свой сейф, захлопнул дверцу и, провернув ключ, сказал: «Я его вам не отдам». Через полтора месяца он с извинением и обещанием сделать все от него зависящее, чтобы у меня его не было, удостоверение мне все же вернул. Но за это время мне пришлось вновь пройти весь круг, начиная с поликлиники.
Еще дважды подтверждал я свою инвалидность во ВТЭКе. Посчастливилось мне познакомиться в тамошней очереди с одноногим скульптором Зиновием, которому делать это приходится ежегодно, доказывая чиновникам от медицины, что нога у него еще не отросла.
А мы через год все-таки въехали в новую трехкомнатную квартиру в Каугури.
В том, что ничегошеньки в государственных структурах со сменой строя не меняется, лишний раз убедился, начав хлопоты по поводу получения паспорта, век бы его не видать. Но, во-первых, моим документом могли воспользоваться мне во вред. Во-вторых, на новой моей работе зарплату перечисляют через банк и для открытия счета паспорт мне все-таки нужен.
Как же полицейские не хотели принимать мое заявление. Попробовали обвинить меня в нетрезвости. Попугали, что придется мне долго ходить по разным кабинетам и терять время. Объяснили, что в отличие от советских времен потерянное водительское удостоверение восстанавливается без пересдачи. Лишь твердо убедившись, что возбуждение уголовного дела меня не волнует и интересует только прекращение действия старого и получение паспорта нового, выдали мне справки для следующей инстанции, паспортного стола. Но подписку, что на открытии дела не настаиваю, все-таки взяли.
Эта моя подписка и полицейская отписка позволила чиновнице другого ведомства постращать меня большими неприятностями и не меньшими штрафами за потерю документа и отсутствие декларации. Объяснил ей, что я бомж и живу сегодня здесь, завтра там, на данный момент работаю сторожем и взять с меня нечего: «Я догадывался что, давая подписку этим хитрецам, облегчаю им жизнь, но не думал, как-то осложнить свою». Говорит: «Вы не представляете, насколько они загружены». «Почему же, очень даже представляю и учусь понимать и принимать каждого, не осуждая». Спрашиваю ее: «Во время Атмоды мне выдали паспорт чужого и изуродовали фамилию мою, моего отца. Можно ли это в новом паспорте исправить?» Говорит: «На паспорт завязаны документы на собственность и другие, что повлечет за собой целую цепь, волокиту с исправлением и в них». «Нет у меня ни собственности, ни прочих документов». Полезла в компьютер: «Ваш сын тоже зарегистрирован как Линьевс. Цепочка коснется его в полной мере, а без этого паспорт получите через полторы недели». Подумал о, замученном суетой, Мишке. Ладно, значит, еще вопрос не дозрел, но со временем хочу к нему обязательно вернуться.
Задумался. В этом году исполнится мне шестьдесят лет. Работать начал с пятнадцати. Все эти годы обязан был отдавать государству около четверти от заработанного. И налоги не отменяют ни фашисты, ни коммунисты, ни прочих окрасов демократы. В свою очередь государство, не спрашивая меня, взяло на себя обязательство, если я доживу до возраста, до которого среднестатический мужчина не доживает, обеспечить меня ежемесячной пенсией ниже прожиточного минимума. Охранять мое здоровье и для этого содержать не только семейного лекаря, но и целое министерство. А еще министерство обороны, которое вместе с политиками упорно выискивает для меня врагов и защищает меня от них. Есть даже министерство охраны окружающей среды, присвоившее себе функции Бога. Много-много других озабоченных организаций. Дело им приходится иметь исключительно со следствиями, а потому и то, над чем они работают неэффективно, но все при деле. Причем в большинстве случаев люди, этим занимающиеся, говорят одно, думают другое, а делать им приходиться третье.
Хорошо, кроме уплаты налогов я отстранен от всех дел. Не гражданин на земле где родился, государства в котором живу. Но вокруг меня живут чистокровные латыши, полноценные граждане, для которых эти ведомства должны быть вроде бы родными, но вижу, что это далеко не так. Они, так же как и я получают милостыню, остатки от работы на себя всех этих монстров, ведомств и учреждений.

                              В паспорте отметка – «без прописки».
                              Государству человек не важен.
                              На бумажке адрес для отписки,
                              Но и я государству ничего не должен.

                              От машины винтик отвалился,
                              Где-то на Земле затерялся.
                              Будущего любой вариант возможен,
                              Но Планете такой человек очень нужен.