Озарив комнату совершенно безумным оттенком синего, полыхнула молния. От грома задрожали стёкла, и секунды спустя небо обрушилось на карнизы и подоконники потоками воды.
Что дальше?..
Бесконечная секунда немого вопроса. Слова бессмысленны, слова ничего не могут. Страшнее подтексты.
Стрелки часов умерли. Время споткнулось и оборвало свой бег, чтобы послушать, как со стоном сломавшегося лезвия, оборвется сердце.
Нельзя быть счастливым, когда неуверенность дрожит за занавесками, когда неопределенность скользит каплями по стеклу, размывая город.
Разве это сложно: только один вопрос? Невозможно. Ватными, немыми губами говорить о том, что спрятано глубоко под ребрами. Сколько занесенных серым песком столетий пройдет раньше, чем кривая и неуверенная улыбка проступит в изломе губ?
Но выбор сделан. Не нами – за нас, кем-то равнодушным на небесах. Необратимо. Так опускается крышка гроба, так опускают флаг мертвого легиона, так падает, срывается вниз - лезвие гильотины. Необратимо… И так легко. Как свободное падение, когда сердце рвется на части, не выдерживая, и смерть подхватывает в полете, не обрекая на пошлость асфальта.
Сухой треск молний, смеется коварное небо: все будет хорошо. Все будет ослепительно хорошо. И у черного бархата ночи, где дешевыми стразами вытканы галактики... у самой Вечности появилось имя.