Не думал, что так могу переживать за машину. Судя по амортизаторам, маршрутное такси изначально ради экономии закупалось, скорее всего, в Турции, как грузовой микроавтобус с дальнейшим переоборудованием. Ощущалось плохо отрегулированное сцепление, да еще шофер во время разгона жалел добавить газу. В эти моменты бедный автомобиль и нас вместе с ним начинало трясти, как в лихорадке.
Наблюдая за работой водителей маршруток, не устаю восхищаться. Следя за дорогой и более или менее соблюдая правила дорожного движения, берут деньги, выдают талоны и отсчитывают сдачу. Тормозят перед голосующими и для высадки доехавших, а еще каждые пару минут приветствуют ручкой встречных коллег. И получается это у некоторых даже с изяществом.
Вспоминаю это и завидую, играя в червы, когда не очень получается следить за ходом игры, стараться помнить кто что взял и какие карты вышли.
Навязываться в советчики и нарушать молчание совершенно не хотелось, хотя в похожей ситуации по жизни побывал. Сидел я на переднем сидении, через человека от водителя и загадал, если дубултская православная церковь будет открыта, все-таки посоветую ему, чтобы хоть как-то облегчить работу двигателя, при переключении передач сильнее нажимать с перегазовкой обе педали. За несколько дней до этого, одна дама с собачкой на прогулке во время разговора заметила, что я люблю поучать. Покопался и уже не нашел этого в себе. Желание поделиться своим опытом есть, но только если он востребован собеседником и открыты у него уши. Увидев через окошко бусика запертую дверь церкви, тут же успокоился. Вспомнилась, упоминаемая в Библии, надпись на перстне Соломона: «Все пройдет, пройдет и это».
«Хорошо, вы сумели проломить стену своей камеры. Что вы будете делать в соседней?» - Ежи Станислав Лец. Афоризм, очень давно понравившийся и потому врезавшийся в память, но лишь сейчас осознаваемый.
Распиздяй в молодости.
В рамках приличия зрелость.
В пятьдесят рамки разломал,
К любви пришел, Человеком стал.
Появилась потребность писать
На шестом десятке
Догоняет жажда любить,
Наступает на пятки.
Сотворено в пятьдесят три, когда только начинал сознательно примерять на себя любовь и, как почти все тогда излитое на бумагу, несколько самого удивляло, сдвигало логику и озадачивало. Не в мате дело, никогда особо он меня не смущал. Детство и юность в рабочем районе допускали и не такое. Просто в пятьдесят я еще покорно продолжал носить весь свой тюремный комплекс в себе. Были до этого возраста и несколько позже лишь, не особо осознаваемые, поиски инструмента, которым можно было бы начать ковырять стенку. Наверное, даже сейчас, накануне шестидесятилетия, говорить о свободе рановато, но стен порушено количество изрядное. Работу безостановочную в этом направлении, вернее, во всех направлениях потому, как входят туда вместе со стенами и крыша, и пол, продолжаю, рук не покладая. Не о плоскостной это трехмерной географии. К той дуальности, что заложена в одном из самых, на мой взгляд, главном подсказанном мне четверостишии, программном: «Я вернулся к тебе, Отец, бесконечность, уменьшив до точки». И в той просьбе, что есть в молитве моей: «Отец, расширь приделы мои».
Чаш колебание весов.
Вереница неправедных, лживых слов.
Истины, данные Свыше
И для чего иметь уши.
И для чего даны глаза,
Застывшая восторга слеза.
Серой жизни сырость
И разновесов малость.
Комментарии (0)