Восхождение. Явно чувствуется вертикаль и подъем. Можно ли, если брать это слово за основу, ключ, восхищение рассматривать, как присвоение чего-то во все возрастающих размерах? Кстати, в слове хищник тот же корень. А восторг, как увеличение, в результате какого-то аукциона, первоначально назначенной, цены? Не о той ли это дуальной паре: дарение-получение? А воспитание, не говорит ли это слово, скорее всего, о нужде в постоянном улучшении качества пищи духовной? Возвращение, вожделение, возбуждение, возведение вождение. А чего только стоят восток, с его течением, восход с, в нем подразумеваемым, путем и воскресение, с крестом, кресалом, то есть огнем. И слов таких, очень интересных, заставляющих задуматься, с частицей вож-воз-вос громадное количество.

Со своим, одним из четырех, коллегой по службе Освальдом встречаемся очень редко, только когда у кого-то возникает нужда поменяться сменами. Один раз разговорились. Интеллигентный латыш, на десяток лет старше меня, детство и юность проведший в Сибири. Полуграмотная мать, по его словам, писала прекрасные стихи. Имеет два высших образования, которыми очень гордится. Инженер на пенсии и по мировоззрению, для которого, чтобы во что-то поверить, надо убедиться, не только вложив персты в рану, но еще и перепроверив выученной и уже привычной формулой. В тот раз была у меня с собой распечатка «Записок» и «Возвращения домой», предложил ему ознакомиться. При следующей встрече, после того, как выразил мнение, про мое ошибочное мировоззрение и, что писать так откровенно нельзя, стал с комментариями цитировать Пушкина и Лермонтова, творчество которых прекрасно знает. Я, послушав его, рассказал, что школой мне тягу к поэзии отбили настолько, что приоткрыл для себя живого Пушкина много лет спустя, когда прочитал сказку о царе Никите и сорока дочерях. И позже, когда еще узнал, что дед Александра Сергеевича не просто арапчонок при Петре, а родом из эфиопской жреческой касты и корни няни его, Арины Родионовны уходят во времена Вед и тоже в жреческий род. И не столько меня интересовали после этого его описания рефлексующих Онегина и Ленского, сколько сказки.
Когда выяснилось, что для меня общение на государственном проблема, заявил: «Должен знать и учить». Говорю ему: «Не дал мне Бог таланта познания языков или по другому, какой-то мой блок еще мешает тот талант раскрыть самому. Хорошо, послушаюсь тебя и наших глубокочтимых национально-озабоченных, дай им Бог здоровья, подсуечусь, поборю свою лень и засяду прямо сейчас же за латышский, о чем мы сможем поговорить даже через год-два на нем? Я и родной-то русский только-только начинаю понимать и чувствовать».