Полковника Карпенко в училище боялись все. Кроме генерала, начальника
училища, у которого он был первым заместителем. Тот во время войны был
боевым летчиком.
Боялись Карпенко даже другие полковники, которых в училище было
немеряно, как блох на собаке. Потому что Карпенко был «товарищ
полковник», а остальные были или просто «полковниками», или «эй ты
полковниками».
Не знаю, любил ли товарищ полковник фильм с главным советским шпионом
Тихоновым, но в паре с начальником училища он работал по гестаповскому
принципу «плохой следователь - хороший следователь». Где роль плохого
эссэсовца Айсмана всегда доставалась нашему герою…
Хотя мужик он по натуре был добрый. Говорят, дома на гитаре играл и даже
лобзиком что-то выпиливал. Для снятия стресса…
Просто должность у него такая была…
Зато товарищ полковник любил лихие наскоки на училищные подразделения, в
духе батьки Махно, из засады, да по тылам, да без артподготовки и
разведки. Выскочит как черт из табакерки, раздаст звездюлей густо и
по-многу, и уже слышан его густой бас, от которого приседали женщины в
бухгалтерии, с другого конца училища: «Эй, вы, трое! Оба ко мне! Это я
вам говорю, товарищ курсант! »
Особенно нравилось полковнику Карпенко проводить свои набеги в
послеобеденное время, когда размякшие курсанты после обильной столовской
каши, полированной сметаной из буфета, только и делают, что безобразия
нарушают - спят, где попало, посылают гражданских за пивом, едят колбасу
в каптерках или целуются с девчонками через забор.
При этом полковник для выбора маршрута, как куперовский следопыт,
пользовался интуицией, железами внутренней секреции и всеми
осязательно-зрительными органами, в том числе и нюхом.
Вот видать на запах он к нам и пришел. Наш взвод заступал в караул,
перед которым положен отдых. Поэтому запах 30 пар портянок густо гулял
по училищной территории, что в дневное время очень подозрительно.
Портянки не менялись вторую неделю по причине ремонта прачечной…
Голливудского «Бэтмена» тогда еще не сняли, но появился Карпенко именно
как этот фантастический герой - свалился на пол казармы прямо с чердака,
притащив с собой свиту «эй ты полковников» и прочих мелких командиров.
Во всяком случае нам так показалось. С козырька фуражки свисала
небольшая паутинка. Правая щека была в пыли…
Почему-то запахло гуталином…
С тополей возле казармы снялась большая стая ворон, сделала круг над
училищем и полетела к недалекому сумашедшему дому в поселке Глеваха...
После принятия доклада и всех ритуальных реверансов, Айсман-Карпенко,
смахнув паутину, приступил к допросу подозреваемых. В число последних
входили абсолютно все курсанты. Всегда.
По ленински прищурив глаз, товарищ полковник опросил ближайшие жертвы на
предмет знания обязанностей часового. Затем проверил карточки действий
по тревоге. Подворотнички. Стрижку. Стоптаность каблуков сапог. Наличие
бирок на противогазах.
Все было в порядке.
Наличие прикроватных ковриков. Карточки доз облучения. Чистоту ременых
блях. Наличие носового платка.
Все было в порядке!
Полковник Карпенко поднялся так высоко по служебной лестнице благодаря
своему умению распаляться. С тупым повторянием слова «Почему!? » и его
вариациями «Почему, я вас спрашиваю?! » и «Отвечайте, почему? » можно
дослужиться максимум до майора. Карпенко был не такой.
Поймав курсанта с оторванной пуговицей, он начинал почти ласково. Затем
добавлял громкости, слов, напора, злости - все по нарастающей - так, что
к концу психической атаки обрызганый слюной курсант узнавал, что
оторванная пуговица - это кретинизм, свинство, полное разложение и
уступка НАТО, после чего готов был принять любую кару, вплоть до высшей.
Так Карпенко стал товарищем полковником.
Но сейчас все было в порядке!!!
От того, что он не может найти причины для начала распаления, Карпенко
начал злиться, и от того, что он злится без причины, когда все в
порядке, Карпенко начинал злиться еще сильнее. Эта внутренняя борьба
между стремлением к порядку и желанием спустить пар сразу сказалась на
расшатанных нервах полковника.
Глаза его налились кровью, правая рука начала дергаться, возле глаза
появился нервный тик.
Ни лобзика, ни гитары поблизости не было. Оставалось уповать на чудо.
Тем более, что в руках палача оставалась лишь одна, последняя жертва -
Миша Рязнов.
Миша, мой лучший друг, был из Москвы. Как его занесло в васильковское
захолустье остается загадкой. Правда, сочетание необычного для Киевской
губернии акающего говора, живого нрава, вместе с московской пропиской
делало Мишу завидным женихом. Поэтому его сексуальная жизнь в Василькове
била ключом, можно даже сказать - гейзером.
И вот теперь он стоял перед безжалостным Карпенко.
А товарищ полковник решил разыграть последнюю, практически
беспроигрышную карту. Чутье подсказывало ему, что надо сделать именно
это. И он приказал Мише показать содержимое его прикроватной тумбочки.
Тумбочка - источник заразы. Так всегда говорил наш ротный и, похоже, в
это раз он оказался прав, потому что Мишаня, услышав приказание,
побледнел. Веснушки отчетливо выступили на его щеках. Но приказ есть
приказ, его надо выполнять. Даже ценой жизни…
Как в замедленном кино Миша начал доставать предметы из своей тумбочки.
Учебники. Конспекты. Бритва. Готовальня. Зубная паста и щетка…
Последней из тумбочки расчетливый Миша достал книгу «Малая земля».
Продолжая задуманое, он не положил ее в общую кучу, а стал двумя руками
держать ее перед собой. При этом со стороны казалось что сын пытается
благословить иконой заблудшего отца и ждет что через секунду тот упадет
перед ним на колени.
Но Карпенко на Брежнева не повелся.
«А что это у вас там осталось?! » - сказал он, и, не дожидаясь ответа,
сам наклонился к тумбочке и с загоревшимся взглядом достал оттуда
квадратную упаковку маленьких таблеток с красивой надписью на
иностранном языке.
«Так что это такое, товарищ курсант?! »
«Таблетки, товарищ полковник…»
«Вижу, что не капли. Что за таблетки? »
«От … головной боли. Мне отец из Москвы прислал! »
Это были противозачаточные таблетки.
Их прислал из Москвы не папа, товарищ полковник из Главного штаба ВВС, а
Мишкин старший брат, который по братски заботился о том, чтобы мой друг
вернулся в Москву холостым и бездетным.
«Отец? … Из Москвы? …»
И тут с Карпенко произошла неожиданная перемена.
Может сказались бессонные ночи, проведенные на плацу - шла подготовка к
параду 7-го ноября, а скорее всего сработало упоминание о мишином
папаше, еще более настоящем товарище полковнике, о котором Карпенко,
конечно, знал.
Он весь как-то сник, ссутулился и после паузы, уже голосом очень
уставшего человека, продолжил:
«Товарищ курсант, вы знаете, у меня просто раскалывается голова от боли.
Разрешите выпить одну вашу таблетку?
«Конечно, товарищ полковник! » - просиял Миша - «Выпейте три, чтобы
наверняка! »
Услужливая свита принесла стакан воды из канцелярии. Карпенко выпил
залпом три таблетки, объявил командиру нашего взвода благодарность и
пошел прочь из казармы, унося с собой запах гуталина…
История умалчивает, прошла ли у товарища полковника головная боль.
А Мишаня с той поры почему-то получил прозвище «Гинеколог»