Что-то мне на фоне языковых игрищ захотелось простых читательских радостей.

Вообще странно это, когда на поле брани во славу нации сходятся в жестокой битве рыцари словаря, большинство из которых успели забыть, когда последний раз читали родных классиков.

Особенно умиляют косноязычные защитники языка, своё косноязычие с радостью списывающие на приоритет языка страны, в которой живут.

Не поймите меня неправильно, я за русский язык. Я буду рад, если его признают вторым государственным. Я готов голосовать за него сколько угодно раз. Но при этом, я в состоянии час и больше декламировать стихи Пушкина, Лермонтова, Есенина, Блока, Вознесенского, Евтушенко и т.д.

А ещё я не держу зла на язык латышский и не стану рвать волосы и посыпать облысевшую голову пеплом, если он останется единственным официальным языком в Латвии.

Ну да фиг с ними, с этими языковыми игрищами. И плевать на то, что это очередной способ разбить страну на два лагеря, руководствуясь принципом "разделяй и властвуй", отвлечь народ от проблем более насущных и заработать политический авторитет.

Лучше перейдем к читательским радостям. "Бес противоречия" толкнул меня почитать не русскую классику, а латышскую. И я вспомнил про человека, который привил мне любовь к своему языку. Это Имант Зиедонис.

До знакомства с творчеством этого писателя я, как и многие тогда и сейчас, не то, чтобы не любил латышский. Я его тихо ненавидел. Но Зиедонис, его цветные сказки, его эпифании, эти "клубочки мыслей" что-то сдвинули в моем миропонимании. Я стал распутывать их, заодно заново знакомясь с латышским языком. А потом уже были Александр Чак, Ояр Вациетис и другие.

Так вот открыл я недавно томик эпифаний Иманта Зиедониса и получил массу того самого читательского удовольствия. Сегодня хочу поделить с Вами одним из его "клубочков".

_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_

Гениален художник, который убеждает человечество в том, что возможности его, человечества, безграничны.
Поет Гяуров. Летит Зейферт. Летит фигуристка. Публика затаила дыхание. Точка, аплодисменты. Требуют - повторить!
И она летит снова, ибо она может все, и я не вижу камня, о который она споткнется.
Так работает художник. Никто не должен догадаться, где граница его возможностей. Я должен поверить в его всемогущество, а потом - и в свое. Я не должен знать, как это трудно - той балерине на сцене, той матери с десятью детьми или тому мужчине, словно шутя поднимающему штангу.
Грустно смотреть, когда тяжеловес, не выжавший штангу, опускает ее наземь. Когда фигуристка падает, она показывает мне границы человеческих возможностей. Когда мать кричит на своих детей, она тоже показывает границы своих возможностей - она говорит, что больше не может. Этим они отрицают самих себя. И этим они отрицают меня.
Мы не знаем, как трудно ястребу, который неподвижно висит в небе и не машет крыльями. Ястреб нам этого не открывает. И этого знать нам не следует.

_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_-_

Прямо бальзам на душу артиста. Дело в том, что последнее время встретить такого зрителя - редкость. Все больше людей испытывает радость не от идеального исполнения, а от провалов артиста, циркача, политика. Неужели никто не хочет поверить во всемогущество человека? Неужели все хотят увидеть как споткнется человек, чтобы самим оправдать свои падения и сказать: "Эй, да он ничем меня не лучше, он тоже ошибается."

Не люблю зрителей, которые смотрят формулу один ради аварий, хоккей ради драк, которые с радостью разглядывают грязное белье политиков.

Но таких все больше, а таких как Зиедонис все меньше. Все меньше людей, верящих в безграничность возможностей и все больше ищущих оправдание своей ограниченности в чужих ошибках. Или я, слава Богу, ошибаюсь?