Сострадание – еще одно слово-понятие, с которым хочу разобраться. Насколько чувствую русский язык – это взятие части бремени чужого страдания на себя.
Для людей, спасаемых Жанисом Липке, выбор вариантов дальнейшего развития событий был очень скуден: оказаться в печи крематория или довериться этому Человеку. Смею думать, что отказавшихся от помощи не было.

С увеличением вариантов появляется возможность страдать, то есть, прятаться от ответственности за свои мысли, слова, здоровье, жизнь, за стеной лжи из страхов, принципов, идеализаций. Становится понятным, почему из шестисот приговоренных официальной медициной к смерти людей, только пятнадцать приняли предложение Норбекова остаться в живых. Остальные предпочли мучительно умирать, перекладывая часть страдания на окружающих.

Думаю, займись Мирзакарим Норбеков состраданием, его не хватило бы и на тех пятнадцать. Сострадание Жаниса Липке сгорело бы в печи крематория вместе с людьми.
Просьба дочери: «Папа, сделай мне массаж, у меня болит спина». «Он тебе не поможет, но я знаю, что тебе надо делать». «Тебе, что жалко сделать?» Не желаю я участвовать в бесплодном ритуале сострадания и жалости, в борьбе со следствиями, когда знаю, что человек сам, с моей подсказкой, может избавиться от причин. И помощь в этой работе я бы назвал не состраданием, а милосердием.

На стороне безответственности, имея свой корыстный интерес: государство и общество, средства массовой информации и промышленность, индустрия медицины и фармакологии, там же и церковь. Трудно стать верующим, трехмерность давит, требуя покориться, но: «Блаженен не видевший, но поверивший», и я уже ощущаю Радость-Любовь от первых результатов.