"Лишь тот достоин жизни и свободы,
кто каждый день идет за них на бой"
И. Гете

Вы когда-нибудь просыпались от звука орущей под окном сигнализации новенькой "тойоты" соседа? Скажу вам, не самые приятные ощущения. Настроение падает, не успев подняться, и почему-то сразу начинаешь думать, что весь день вот такой будет. Нет, ну некоторые, конечно, думают о том, как бы взорвать эту "тойоту" вместе с её хозяином, который до трёх часов ночи слушал своего любимого Мерлина Менсона на полную громкость, а вы, зарываясь в подушках, пытались заснуть...

Нет, конечно, обычное пробуждение отличается от этого, но не так уж и сильно. Если
присмотреться, то сигнализация - это та же мелодия в мобильном телефоне, выставленная на звонок будильника. Мелодия, которую уже ненавидишь, хотя и ставил пару месяцев назад, с мыслями о том, как будет классно просыпаться под любимую песню. Но не тут-то было. А дальше всё зависит от того, "с какой ноги встать". Вот только с какой надо? А что если сразу на две ноги встать с кровати? "Не с тех ног встал" что ли?

Эл решил встать сегодня "с левой ноги". Всё равно ничего не меняется. Он открыл глаза, увидел потолок из большого тёмно-синего, почти черного камня, и стал подниматься. Короткие кожаные ботинки черного цвета стояли точно в том месте, где Эл оставил их вечером. Да и что с ними могло случиться в этой маленькой комнате, площадью четыре на четыре метра, и высотой метра два с половиной, от силы. Расстояние измерено, пройдено уже сотни раз. Четыре стены из того же тёмно-синего, большого, грубого камня. Из братьев таких камней, только, преимущественно серого цвета, раньше, в средние века, люди строили замки. И темницы, почти такие же, а может и в точности такие же, как та, в которую попал Эл. В одной из стен на самом верху было небольшое круглое окошко с толстыми прутьями решётки. Странно, но из этого окошка никогда не светило солнце. Из него никогда не было видно синего неба, дождя или снега. Только серый цвет облаков, как глубокой осенью.

В противоположной стене была дверь. Обычная металлическая дверь, как в тюрьмах, в камерах "одиночках". Два раза в день эта дверь открывалась, и за ней было что-то вроде маленького, метр на метр, шкафа. Только всё из этого проклятого почти черного камня. На полу в этом "шкафу" лежали кусок непонятно-серого цвета хлеба, тарелка с какой-то похлёбкой и ложка, привязанная к этой тарелке очень прочной и короткой ниткой. Очень продуманно - ни оторвать, ни повеситься... Выглядело это всё далеко не аппетитно, но умирать не хотелось, а для этого надо было есть. Дверь была открыта ровно одну минуту, для того, чтобы можно было взять еду, после чего закрывалась, и вновь открывалась через двадцать минут, для того, что бы поставить посуду на место.

Однажды Эл решил перехитрить дверь, и, взяв похлёбку, не вышел обратно в комнату, а остался в "шкафу". Но ничего не случилось. Дверь осталась открытой, и ждала, пока Эл не выйдет. В другой раз, поев, он решил не возвращать посуду, и когда дверь во второй раз открылась, не положил на пол "шкафа" тарелку с ложкой. Дверь всё так же стояла открытой, и ждала. Тогда Эл решил, что если дверь не закроется сейчас, то не откроется завтра, а значит, не даст ему еды, которой и так очень не хватает. Парень испугался не на шутку, и вернул посуду, после чего, дверь закрылась.

Остальные две стены в комнате тоже были задействованы. К одной была прикручена "намертво" железная кровать, обычная на четырёх ножках, со скрипучей решёткой, на которой лежал матрац. Стена напротив, использовалась в естественных нуждах. Можно было откинуть что-то похожее на мусоропровод, сделать все дела, и закрыть его. Этот "мусоропровод" был настолько маленьким и узким, что выбраться с его помощью было абсолютно невозможно.

Эл сунул босые ноги в ботинки, и, взглянув в окно, услышал, как открывается дверь. Это был обед. Впрочем, обед или завтрак, день или ночь, Эл не понимал уже давно. Часов нет, в окне постоянная серость. А, впрочем, это уже было всё равно не важно. Доев, Эл взял ложку и пошёл к стене с окном. Очередная отметка. Всё приблизительно, но ведь нужно хоть какой-то отсчет дней вести. Четыре вертикальные полоски, перечеркнутые одной горизонтальной. “И почему я решил отмечать по четыре дня, а не по семь, например?”- подумал Эл. Так или иначе, таких зачеркнутых групп по четыре отметки было на стене уже целых шестьдесят семь. ”Двести шестьдесят восемь дней…” – слова парня нарушили тишину помещения, - “Хм, скоро год. Дотянуть бы…”. Нарисовав новую вертикальную линию, Эл отошёл обратно к двери, чувствуя, что та вот-вот откроется. Предчувствие его не обмануло, и дверь распахнулась в ожидании возврата посуды. Эл не заставил себя долго ждать, и положил на пол за дверью тарелку с ложкой. Дверь захлопнулась, как только парень отошёл от неё.

Так было каждый раз, на протяжении вот уже больше, чем двух с половиной сотен дней. Сегодня был очередной день из этого списка. Ничего нового. Ничего не изменилось, с тех пор, как примерно девять месяцев назад, Эл проснулся на кровати в этой камере. Он не знал кто он такой. Он не знал, сколько ему лет. Он не знал где он, и как сюда попал. Он даже не знал, как выглядит. Он отчетливо знал только одну вещь – своё имя. Никаких воспоминаний о прошлом. Как будто всё началось именно здесь, как будто он провёл тут всю свою жизнь.

За эти девять месяцев Эл не встретил никого, кто мог бы ему хоть что-то объяснить. Ни разу не показались те, кто посадил его сюда. Даже из окна не было слышно ни единого звука. Эл и сам не понимал, как он ещё не сошёл с ума. Что-то его держало. Что-то не давало двинуться рассудком. Это “что-то” было желание узнать, что же происходит на самом деле. Кто он? Где он? Зачем он тут? Слишком много вопросов, ответы на которые найти было совсем не просто. Можно часами лежать и смотреть в окно, думая над этими вопросами, но, ни на шаг не приблизиться к ответам. Эл прекрасно это понимал, но не знал, что с этим пониманием делать.

Парень снова подошёл к стене с отметками, и, взглянув на последнюю, заметил, что она вся в пыли. Он так быстро пошёл к двери пару минут назад, что забыл отряхнуть свежую отметку. Решив сделать это, Эл прижал к этой неглубокой вертикальной вмятине палец, и немножко надавив, стал опускать его. В тот момент, когда палец достиг самого низа полоски, вдруг, раздался щелчок, и камень, на котором Эл чертил эту отметку, немного выехал из стены. У заключенного на мгновение замерло сердце. “Вот оно! Тайник. Может быть вся разгадка, ответы на все мои вопросы за этим камнем” – мысли неслись в голове у Эля с бешеной скоростью. Он огляделся по сторонам, прислушался, и только после этого, трясущимися от волнения руками, аккуратно стал вытаскивать камень…