Нельзя на допросе бравировать, правда,
Но и робеть, конечно, нельзя.
Красавица женщина с хищным нравом
Допрашивала, по страницам скользя.
Поскольку все трое были студенты,
Мадам вспоминала унИверситЕт:
Мелькали " презумпции ", прецеденты",
Но я на всё отвечаю: нет.
Но я, стараясь не падать духом,
Гнал свои мысли куда-то вбок,
Чтоб сделаться внутренне тугоухим
И безмятежным, как голубок,
А этим ничуть не выдав испуга,
Унять в коленках проклятую дрожь,
иначе не только эта хапуга-
я сам себя не поставлю в грош.
Она говорила мне: "Образумьтесь!
Карьеру кладёте вы на весы".
А я размышлял среди всяких презумпций :
"Какого цвета на ней трусы?".
(В раскрытых дверях, просыпаясь нередко,
Дежурит жандармская борода.)
"Розовые? Едва ли: брюнетка.
Синие? Вряд ли: она молода".
- Сосед! - шепчу я. - Одно лишь слово:
Какого цвета трусы на мадам?
- Трусы?! А чёрт их знает! Лиловые...
Слушайте: мы ж накануне драм...
И он опять повторяет всё то же:
Мол, сам не знает, откуда ружьё...
Но что за вкус у всей молодёжи?
Лиловых не может быть у неё!
Входит конвой. Загремели скАмьи.
Сейчас уведут. Но каков же ответ?
И я с деревянными желваками
Спросил: "Какой ваш любимый цвет?".
Она улыбнулась: "Какой? Лимонный".
Меня затолкали в спину и бок,
Но я ухмылялся, чуть-чуть охмелённый,
От хитрой интимности счастлив, как бог.
Илья Сельвинский
1920