Знаешь, я бы наверное сошла сегодня с ума, если бы не дети и Миддлтон с Вильямом. Я в последнее время сдержанная очень. Даже зажатая. Конечно, что-то я себе позволяю, но ничего кроме пирожных и коротких юбок на каблуках. А это мало. Вернее не мало, это не то, что требуется. А требуется или тысяча часов рассуждений/объяснений мне, или секунд 25 объятья. И тут вообще не в горячести этих объятий дело - мне это собственно не так уж и нужно, нужна внимательность и открытость. Я вроде бы научилась не биться головой об стенку, а отскакивать от неё, но вот как потом жить с этими стенками вокруг меня, а может и во мне - не знаю.
Меня расстраивает всё подряд. Даже не хочется перечислять. Самое главное, расстраивают мысли, вызванные некогда спасавшей литературой.
Я всего Набокова воспринимаю в штыки. Нет, его стиль мне симпатичен, впрочем как и его разносторонность. Но что-то меня страшно тревожит. Высокомерие, что ли. Эти его рассуждения о пошлости. Он, наверное, имел на это право. Но моему "я", очень бы хотелось, чтобы не имел.
Я людей жалею. Почти всегда жалею и оправдываю - понятное дело, что в душе, и достаточно глубоко. Но жалею. И считаю что всякий человек слаб. Это наверное, ложная жизненная позиция. Так далеко не уйдёшь. Каждый же сам должен отвечать за свои мысли слова и поступки. А я им ищу и нахожу оправдания, и обвиняю тех, кто обвиняет в том, что они судят, не имея на это право.
Так вот, Набоков их не жалеет, людей в смысле. И создаётся впечатление по этому, что не любит. Вот Чехов любит, Толстой любит, Булгаков любит, а Набоков - нет. Это наверное не так. Вернее с какой-то стороны не так. Он любит людей себе подобных - сильных, трудолюбивых, глубоких, творцов любит. А слабых, ленивых и глупых терпеть не может. Он их даже не ненавидит, он их презирает. И такой сыростью и отвращением веет от этого презрения, что хоть в окно ванной комнаты лезь за Лужиным. Я в этой статье про пошляков нашла, наверное, все свои отрицательные качества, и стало как-то до неприличного стыдно.
Демагогия в красивой женщине всегда вызвана недостатком внимания. Не свирепствуйте.
Читатель, оставленный наедине с романами Набокова, чувствует себя Золушкой, которую злая мачеха заставила отделять зерна пшеницы, ячменя и чечевицы в одном мешке.
Читатель чувствует себя жалким пьяницей, уронившим лицо в миску с салатом – "три в одном": мясным, крабовым и сырным. Да-да, других он не знает и не может оценить вкуса устриц.
И Набоков – Владимир и Вера в одном лице – презирает такого читателя. За интеллектуальную нищету и эстетическую близорукость. На языке набоковских образов такой читатель видит в прекрасной картине только жирную радугу.
"Интеллектуальное высокомерие" отразится в чужих зеркалах ответным презрением. Воздух пропитан нелюбовью. Воздух его романов. Но Набоков этого не замечает.
Внутренние зеркала – навязчивый образ, предмет интерьера, перетаскиваемый Набоковым из романа в роман. Его зеркала прекрасны, даже если засижены мухами.
"Зеркало насыщено июльским днем. Лиственная тень играет по белой с голубыми мельницами печке. Влетевший шмель, как шар на резинке, ударяется во все лепные углы потолка и удачно отскакивает обратно в окно. Все так, как должно быть, ничто никогда не изменится, никто никогда не умрет".
Мне стоило огромного труда проникнуться Набоковым. Когда въехала - долгое время начинала день с чтения его стихов или Кембриджских писем. Там любовь.