Лет восемь назад я обнаружила в почтовом ящике странную кассету. Вместо обложки был флаер на какую-то безымянную, не имеющую места происшествия, по смутным признакам (мультяшная голова мыши(?) в больших наушниках) музыкальную вечеринку, и уже совсем по наитию (фон - диагональная, мелкая желто-черная полоска) - музыкальным направлением являлся транс или что-нибудь в этом роде. На одной стороне кассеты были записаны несколько песен Дельфина с альбома "ткани" (это я четко идентифицировала), а вот другая сторона - это, собственно и было самым непонятным.
На ней были записаны стихотворения (очень странные и сильно затрагивающие мою романтичную натуру своей авангардностью, недосказанностью и непонятностью) и короткие рассказы (такие же странные). Читал их мужской голос. По-моему, даже несколько (разных голосов). Начиналась сторона с обрывка стихотворения:
"... соленого озера падут
долгие позорные светила
к моим ногам просить
О
боли за века приведшие
их к распаду
Падут к
ногам подкошенные
острыми поворотами
небесных светил и
Я развлекусь:
соскабливая
себя из ям поросших предками -
В о л о с ы Л и т е р а т у р ы!".

Далее сразу шло нечто, начинавшееся со слов "на Авеню авеню"... Возможно, название авеню было иным, но мой мозг легко представил себе этот каламбур (авеню по-латышски - малиновый).

НА АВЕНЮ АВЕНЮ (Владимир Светлов)

На Авеню авеню
после конца света
над случайно спасшимися
в бетонной клетке
лежали на полу
в пробоину окна
холодный ветер
задувал снежинки
но холод
не преграда
лишенным тела адресатам
холод ни почем
нас согревают
искр касанья
электричество
нам заменяет жизнь
сигнал
накопленный заряд
цепочка да-да-нет

вспышка
отблеск
тишина

и

ПОПЫТАЮСЬ ЛЮБИТЬ

Я знаю это напрасно
Я знаю это эгоистично
У тебя так мало времени
Ты и без меня знаешь этот образ
Сотканый из многих направлений
Лишенный начала и конца
Собраный по вечному шаблону

Возьми мою руку
Пойдем сквозь вместе
...Но руки мои холодны
Ты спишь слишком далеко

Теперь
Мои руки телефонные линии
С длинными гудками на концах пальцев
Попробую дотянутся до тебя
Но не стану звонить слишком долго,
Нет.
Попытаюсь любить
Это как никогда, дается мне тяжело
Потому что этот синий - кружащий океан
Зеленый - амбиции
Красный - вина..
Здесь много красного

Я знаю это напрасно
Я знаю это эгоистично
Так коротка жизнь
Так мало времени
Попробую дозвониться до тебя
Но не стану звонить
Слишком долго
Попытаюсь любить..

Потому что этот серый
Мой свет
Приходит редко
Едва достаточно чтобы удержать тебя на расстоянии
-----------------------------------------------------------------
Обнаружились также произведения Сергея Тимофеева (некоего; кстати, рижанина). Такие как  
AFTERHOURS:
Когда они выходят с вечеринки,
пережившие эту ночь вместе,
кто-то не может унять бешеное
сердце. Они долго сидят
в единственной открытой чайной,
где обыкновенно коротают остатки ночи
разнообразные гуляки и гулены.
Воздух хорош. Вот они уже бредут
в близкий парк. Парень в куртке
с капюшоном выпрашивает мимоходом
у дворничихи метлу и старательно
подметает в течение пары минут окурки,
осколки и листья, оставляя асфальт.
Трамваи, прозрачные и стеклянные,
путешествуют. Драг-дилеры медленно
подсчитывают доходы. Одинокие
проститутки захлопывают сумочки
на скрещенных ногах. Город пуст,
как рыбацкий поселок в сезон ловли.
Церкви приподнимаются и медленно
поворачиваются вокруг оси. Железные
мусорники пусты. Тихо-тихо начинается
дождь. Его можно переждать на почте,
где приятно отправить открытку. "Все мы
живы, в том кафе все та же официантка,
на той улице теперь больше офисов,
и те, кто все еще выходят по утрам
опохмелиться, задумчиво смотрят
в новые витрины, выстраиваясь у них
целыми вереницами. Потом они снова
начинают двигаться, кажется,
за счет сокращения морщин." Вскоре
по улицам промчатся машины тех,
кто гонится за удачей в надежде
ошеломить ее белой рубашкой. В порту
швартуется финский паром. Ленивые стайки
молодых, протанцевавших всю ночь,
выплывают из переулков. Глухие шутки,
какие-то пересказы. "Хорошо бы сейчас
погладить собаку", – думает девочка
с заколками в волосах. Это ее
первая ночь на ногах, и она устала.
Но все равно не идет домой, где ее
и так ждет головомойка. Зато она
познакомилась с ди-джеем, который
обещал ей записать пару кассет
своих миксов. Он уезжает на велосипеде.
А девочка пьет горячий шоколад, зная,
что домой ее повезет троллейбус,
где кондуктором будет неуверенный
мужчина, который только косится
на хулиганов, проезжающих
без билетов. Она ему сочувствует.
Он похож на учителя литературы.
Девочка ставит бумажный стакан
на металлический столик. Ей стало
теплее. Теперь можно выйти на улицу.
Пробежать мимо прохожих.

ЯНВАРСКИЕ ПЛЯЖИ

Море отступает от берегов
в сторону горизонта, оставляя белое
поле. Девочка, которая собирает
флаконы из-под духов, выстраивает
их на столе в жарко натопленной комнате.
Она играет ими как шахматист, как
придворный хореограф, выдумывая балы
стеклянного торжества. По соседству в баре,
претенциозно названном в честь столицы Кубы,
человек в черной шляпе настраивает
свой синтезатор на джазовую гармонию.
Он поет из-под надвинутой черной шляпы
для компании, остановившейся на выходные
в отеле неподалеку. Свирепый
ветер рвется по улицам, пустым как
горлышко брошенной бутылки, магазины,
заставленные пыльным товаром, – темны.
А в маленьком баре без названия
интеллигентный мужчина в зеленом свитере,
стоя за стойкой, наливает кофе
полной даме, не снявшей пальто.
Заброшенные дома окружают более-менее
обжитые улицы. В освещенном ресторане
на втором этаже – детский праздник,
там разгадывают загадки. С сумерками
ветер крепчает и не пускает к морю. Но
если выйти на вымерзший пляж – небо,
оно разворачивается. Ночь и ветер,
тысячи пустых домов. Побережье играет
в свои игры, в свои стеклянные фигуры.
Человек в черной шляпе начинает
новую мелодию.
(а на фоне свист и вой холодного ветра и унылые монотонные мелодии (видимо, принадлежавшие человеку в черной шляпе)

ПИСЬМО ДРУГУ

Если бы я был моряком,
уплывал бы на полгода отсюда,
дорогой друг. А то вот
постоянно живу здесь,
хранитель, что ли.
А что хранить –
пару-другую спальных
районов, автостоянку?
Ночной кисок, в котором
небритый мужик продает
сигареты и пиво?
Впрочем, есть еще
центр с неожиданными
бюро. В которых молодые
самоуверенные люди занимаются
каким-то дизайном в хороших креслах.
А есть еще девушки, которые
запираются в туалетах клубов
и выходят с ошалевшими скрытными
лицами, переполненные горячим
золотом. Потом они превращаются
в садовые скамейки.
Я люблю этот город,
такой же как все. Здесь
можно найти сливочные ликеры
и виртуальные игрушки
местного производства.
Есть прогрессивные
ди-джеи и есть коммерческие
ди-джеи. Есть остановки троллейбусов
с рекламой жевательной резинки.
И мы в нем тратим свои дни, как
сигареты, как бумагу для писем, как
леденцы. Задумчивые стеклодувы, мы
выдуваем лампочки с затуманенным
стеклом. Мы улыбаемся и передвигаемся,
как мишки, как мальчишки, как вспышки.
Впереди нас ведет Микки-маус, он слушает
эйсид-хаус. Но школьники готовы начать
игру. У них есть все для любви: троллейбусы
и дни рожденья. Так подожди. Телецентр
на острове, остров на реке. После ночных
программ нас всегда поджидает маршрутка.
Усатые водители помнят времена рок-н-ролла.
Пустой снежный воздух стоит высоко. Мы
отправляемся. По домам, где надо залезть
под горячий душ. По домам, где мы живем.
Где надо выспаться, позавтракать под
бормотанье новостей, сделать пару звонков.
Глоток кофе, звон ключей, мы уже далеко.
Мы стартуем в новые дни, новые серьезные
дни. И если кто-то не прав, мы расскажем ему
об этом позже. Когда все соберемся и сядем
за одним столом. Впрочем, и тогда мы будем
говорить о другом: о теннисных ракетках,
американских университетах, значении слова
"джаз". И кто-то будет танцевать, свернув ковры,
на блестящем полу. Еще раз.

РУССКИЙ BOYFRIEND
(кстати, мое любимое)

Что оставляет другу немецкая девушка
перед тем, как вернуться домой?
Заношенную, но ужасно милую
майку Replay, бутылочку с остатком
парфюма Calvin Clein "one"
(унисекс). Адрес: такая-то
штрассе. Она любила заходить
в Макдональдсы и брать там
ванильные коктейли. В ночном
автобусе она слушала на своем
си-ди-проигрывателе Ника Кейва
и Suede. Она была независима и
ей не нравилось, когда ее пропускали
вперед или слишком пристально на нее
смотрели. Скоро она будет работать
в самом большом отеле Лейпцига,
где сначала ей придется пройти
практику в ресторане, а потом у портье.
И лишь через пару лет она перейдет
на изучение менеджмента и станет
работать администратором в одном
из отелей или даже откроет свой
собственный ресторан. Ее русский
друг, видимо, не сможет приехать
в Лейпциг, потому что в ближайшие
месяцы она будет страшно занята
по работе. У нее коричневые
глаза с капелькой зеленого, очень
милая стрижка. "Я никогда не выйду
замуж", – говорила она. – "Заведу
ребенка и буду сама его воспитывать".
Ее увез автобус в 12.00. Конечный
пункт назначения – Штутгарт. Она
выйдет в Берлине и сядет на поезд
до Лейпцига. Приедет, постирает
вещи, позвонит подругам. "У меня
был русский boy-friend целую неделю."
"Да что ты!" Майка Replay, парфюм
Calvin Clein, адрес: такая-то штрассе.


Далее было еще одно полу-стихотворение полу-песня "я без памяти в дождь как в перину тепла окунусь на чуть-чуть на немножко..."; затем наиболее запомнившееся
"Почти что незаметная снаружи
Дрожь нескольких домов
Избитых изнутри своих подвалов
Глухо звуком и толпою...".
Последнее я-таки обнаружила в интернете (правда, уже много лет спустя, когда кассета была безвозвратно утрачена. Или заслушана до полного  исчезновения) - авторство Артура Пунте, местного писателя. (Кстати, "соленое озеро" принадлежит Жоржу Уаллику, который, насколько я поняла, тоже наш).

А вот всего остального с этой кассеты я не могу отыскать, память стерла даже маленькие зацепки (знали бы вы, как я искала - по крохам, по двум словам...)
Так жаль.
Кассета не дает мне покоя.
До сих пор не знаю, кто и почему мне ее подкинул?
Чьи голоса на пленке?

Уникальна ли она, или были еще жертвы литературного терроризма?